Ни один человек, пишет Учитель Кут Хуми, не умирает в состоянии безумия, как то утверждают некоторые физиологи.

"В последний момент вся жизнь отражается в нашей памяти: изо всех позабытых уголков и закоулков выплывают картина за картиной, одно событие за другим. Умирающий мозг выгоняет память из ее берлоги мощным, неодолимым импульсом, и память добросовестно воспроизводит каждое впечатление, отданное ей на хранение за время активной деятельности мозга. То впечатление и мысль, которые оказываются самыми сильными, естественно, становятся наиболее яркими и затмевают, так сказать, все остальные, которые исчезают, чтобы заново появиться только в дэвакхане.

Ни один человек не умирает в состоянии безумия или бессознательности, вопреки утверждениям некоторых физиологов. Даже умалишенный или охваченный приступом белой горячки имеет свой миг прояснения сознания в момент смерти, просто он не в состоянии сообщить об этом окружающим. Зачастую человек только кажется мертвым. Но и между последней пульсацией крови, последним ударом сердца и тем мигом, когда последняя искорка животного тепла покидает тело, мозг думает, и эго заново переживает всю свою жизнь в эти короткие секунды. Говорите шепотом – вы, присутствующие у смертного одра, ибо вы присутствуете при торжественном явлении смерти. Особенно спокойными вам надлежит быть тотчас после того, как Смерть схватит тело своей холодною рукою".

(В одном очень старом письме Учителя, написанном много лет назад и адресованном члену Теософского Общества... – Е.П.Б. ссылается на письмо Учителя Кут Хуми, полученное А. П. Синнеттом приблизительно в октябре 1882 г., когда он находился в Симле (Индия). Это очень обстоятельное письмо, содержащее ответы на вопросы, которые адресовал Учителю Синнетт. Эти вопросы и ответы Учителя напечатаны в "Письмах Махатм А. П. Синнетту".

Синнетт спрашивает:
"16) Вы говорите: "Помните, что мы сами себя создаем – свой дэвакхан и свою авичи, причем большею частью – в течение последних дней и даже мгновений наших чувственных жизней".
17) Значит, мысли, приходящие к человеку в последний момент, непременно связаны с преобладающей направленностью прожитой им жизни? Ведь в противном случае получится, что характер персонального дэвакхана или авичи может быть определен по капризу случая, несправедливо принесшего какую-нибудь постороннюю мысль в качестве последней?"

На это Учитель отвечает:
"16) Среди всех индусов распространено поверье, что будущее состояние человека до нового рождения и само рождение определяются его последним желанием, испытываемым в момент смерти. Но это предсмертное желание, добавляют они, непременно зависит от образов, которые человек придал своим желаниям, страстям и т. д. в течение своей прошедшей жизни. По этой самой причине, а именно – чтобы наше последнее желание не навредило нашему будущему прогрессу, мы должны следить за своими действиями и контролировать свои страсти и желания во все время нашей земной жизни.
17) Иначе просто не может быть. Опыт умиравших – утопавших или переживших какой-либо иной несчастный случай, но возвращенных к жизни людей практически во всех случаях подтверждает нашу доктрину. Подобные мысли непроизвольны, и мы имеем не больше власти предотвратить их, чем запретить сетчатке глаза воспринимать тот цвет, который наиболее активно на нее воздействует".

(См. "Письма Махатм Синнетту". – Самара: Агни, 1998.) Цитируемый далее Е.П.Б. фрагмент следует сразу же за вышеприведенными строками.)

"Если не утвердите мыслей о том, что делать там, то будут действовать автоматически те устремления, желания и склонности, которые имелись в сознании при жизни здесь, как хорошие, так и плохие. Но так как земные желания там можно удовлетворить лишь в воображении, среди воображаемых образов, то следствием будут муки Тантала, то есть нечто похожее на земле, когда мысль являет желание, но жизнь исполнить его не дает. Мысленно же на земле земное желание не удовлетворить.

Безобразие и зло – синонимы. Красота и добро – синонимы. Служение Красоте здесь – обуславливает красоту окружения там, и наоборот – безобразие создает окружение зла и тьмы. Жизнь в теле есть подготовка к творчеству духа там.

Все развоплощенные там начинают творить, вернее, продолжают творить мыслью. Но здесь творчество идет совместно с жизнью и творчеством в плотном мире, а там исключительно мыслью. При этом продукты творчества окружают сознание и создают ту обстановку, в которой человек и живет. И свет и потемки творятся мыслью.
Творят все, но ученик – сознательно. В жизни Тонкого Мира можно научиться принимать участие и сейчас, так как жизнь плотного мира неотделима от тонкого.

Оба Мира связаны тесно. В человеке от плотного Мира – это только тело и физические его энергии, все остальное: мир мыслей и чувств от мира того, незримого. И потому сознание человека уже живет в том Мире и в этом, только понимать этого люди еще не хотят. От плотного Мира лишь день текущий, прошлое существует уже только в пространстве, равно как и день вчерашний.

В свитках Акаши прошедшее все. На страницах исторических книг – буквы, и краски, и бумага, но то, что символизируется ими и что описывают в них, существует в Мире лишь Тонком. Надо совершенно заново пересмотреть понятия плотных и тонких явлений, незримых и зримых.
Ноты не песня, песни в них нет. Все это символы тонких явлений.

Сознание есть поле объединения или встречи всех миров. В нем заключено все. Без наличия сознания и понимания глубочайшая по замыслу и внутреннему содержанию картина – ничто. Баран тоже может смотреть на нее, но видеть будет лишь человек, хотя и баран что-то увидит. Не уподобимся."

Грани Агни Йоги 1960 г. Нояб. 13.

Обряд «Тихий Плат»

" …Может быть, Вам будет интересно узнать, что именно в Атлантиде существовал следующий обряд.

Отошедшего не касались, но густо опрыскивали эвкалиптовым маслом и немедленно покрывали священным платом и засыпали цветами. Три дня и три ночи горел огонь вокруг отошедшего сомкнутым кругом, и в ближайший момент выхода астрала тело сжигалось. Это очень продуманный обряд.

При ленивой воле астрал лениво выходит. Один умеет все вовремя, другой всегда опоздает, но за это нельзя поджаривать пятки. В Индии часто слишком быстро сжигают сброшенную оболочку, потому могут быть значительные повреждения тонкого тела. Это взято из моих записей об Атлантиде. Этот обряд и священный плат назывался «Тихий Плат»."

Е.И.Рерих – А.М.Асееву 6 мая 1937 г.

Дэвачан; разнообразие посмертных состояний сознания

«...Все только что развоплотившиеся (...) существа, умирают ли они естественной или насильственной смертью в результате самоубийства или несчастного случая, умственно здоровыми или душевнобольными, юными или старыми, хорошими, плохими или нейтральными – все теряют в момент смерти все воспоминания, ментально уничтожаются, они спят своим акашическим сном в Кама-Локе. Это состояние длится от нескольких часов (редко менее), дней, недель, месяцев, иногда до нескольких лет, – в зависимости от существа, его ментального состояния в момент смерти, характера смерти и т.д. Память возвращается медленно и постепенно к концу созревания – к сущности, или Эго, еще медленнее и значительно более несовершенно и неполно – к оболочке, и полностъю – к Эго в момент его входа в Дэвачан. Последнее есть состояние, определяемое и создаваемое его прошедшей жизнью. Эго попадает в него не стремительно, а погружается постепенно, легкими ступенями. С первым проблеском этого состояния показывается прошлая жизнь (или, вернее, Эго еще раз переживает прожитую жизнь), от первого сознательного дня до последнего. Начиная с наиболее важных событий и до самых пустяковых, все проходит в торжественном шествии перед глазами духовного Эго; только, в отличие от событий реальной жизни, – остаются те из них, которые избрал новый жилец (извините за это слово), цепляющийся за некоторые сцены и актеров, – они останутся навечно, тогда как все остальные угаснут, чтобы исчезнуть навсегда или возвратиться к своему творцу – оболочке.

Теперь постарайтесь понять этот очень важный (потому что очень справедливый и воздающий) закон в его действии. Из воскрешенного прошлого ничего не остается, кроме того, что Эго прочувствовало духовно, что развилось посредством духовных способностей и благодаря им, и проживалось благодаря им, будь то любовь или ненависть. Все, что я сейчас пытаюсь описать, по правде, неописуемо. Как нет двух людей, даже двух фотографий одного и того же человека, как нет двух листьев, похожих точь-в-точь один на другой, так нет и двух похожих состояний в Дэвачане. Если индивидуум не Адепт, который может осознавать такое состояние в своем периодическом Дэвачане, как можно ожидать от него, чтобы он сформировал правильно его картину?»

«...Состояние Дэвачана, повторяю, может быть так же слабо описано или объяснено – каким бы подробным ни было описание состояния любого наудачу выбранного Эго, – как жизни всех людей в совокупности можно описать жизнью Наполеона или кого-либо другого. Существуют миллионы состояний счастья и несчастья, эмоциональные состояния, имеющие своим источником как физические, так и духовные способности и чувства, и только последние переживают [земное бытие]. Честный рабочий будет чувствовать себя не так, как честный миллионер. Состояние мисс Найтингейл будет значительно отличаться от состояния молодой невесты, умершей до того, как успело совершиться то, что она считала счастьем. Две вышеупомянутые любят свою семью; филантроп любит человечество; для девушки весь мир сосредоточен в ее будущем муже; меломан не знает более высокого блаженства и счастья, чем музыка – наиболее божественное и духовное из всех искусств. Дэвачан варьируется от самой высокой своей ступени до самой низкой неощутимыми градациями, тогда как за последней ступенью Дэвачана Эго часто может оказаться в самом начальном состоянии Авитчи, которое к концу «духовного отбора» событий может стать bona fide Авитчи.

Запомните, каждое чувство относительно, нет ни добра, ни зла, ни счастья, ни несчастья самих по себе. Преходящее мимолетное блаженство нарушающего супружескую верность, который этим актом убивает счастье другого супруга, не менее духовно из-за своей преступной природы. Если угрызение совести (оно всегда исходит от шестого принципа) однажды ощущалось в течение периода блаженства и действительно духовной любви, порожденной шестым и пятым принципами, то, как бы она ни была осквернена четвертым [принципом], или Кама-Рупой, – это угрызение совести должно сохраниться после смерти и будет неизменно сопровождать сцены чистой любви. Мне нет надобности углубляться в детали, так как физиологический эксперт, которым я вас считаю, едва ли нуждается в том, чтобы его воображение и интуиция подталкивались психологическим наблюдателем вроде меня.
Ищите в глубине вашего сознания и памяти и старайтесь увидеть, каковы те картины, которые смогут прочно овладеть вами, когда еще раз вы ощутите, что вы снова их переживаете, и когда под их властью вы забудете все остальное, в том числе и настоящее письмо, ибо по ходу событий оно появится гораздо позднее в панораме вашей воскресшей жизни. Я не имею права заглядывать в вашу прошлую жизнь. Каждый раз, когда мне попадались ее проблески, я закрывал свое духовное зрение, ибо я должен иметь дело с нынешним А.П. Синнеттом (также «новым изобретением», причем и значительно более новым, нежели экс-А.П.С[иннетт]), а не с прежним человеком.

Да, Любовь и Ненависть являются единственными бессмертными чувствами, но градации тонов по семижды семеричной шкале всей клавиатуры жизни бесчисленны и, так как эти два чувства (или, чтобы быть точным, не должен ли я рискнуть еще раз быть неправильно понятым и сказать – эти два полюса человеческой «Души», которая сама есть единство?) формируют будущее состояние человека для Дэвачана или для Авитчи, то и разнообразие таких состояний должно быть неисчерпаемым. (...)»

Напутствие бессмертным. ПАНИХИДА ПО УМЕРШЕМУ ПРИ ЖИЗНИ

Публикуемые ниже фрагменты представляют со­бой один из самых замечательных примеров так называемого автоматического письма, когда загип­нотизированного медиума мысленно побуждают записать на бумаге какой-либо текст, о котором он прежде не думал и даже не имел представления. В данном случае медиумом была молодая дама, ничего не знавшая об этой панихиде. Но мы знаем, что она является фрагментом песнопения, исполнявшегося над погруженным в транс телом неофита, коему предстоит стать посвященным. Его оригинальный текст был найден в Египте среди бинтов, в которые была завернута мумия, дедом того джентльмена, ма­сона, у которого мы его позаимствовали. Хотя этот фрагмент, возможно, знаком египтологам, мы уве­рены в том, что молодая леди, записавшая его, не слышала о нем раньше и была немало удивлена, увидев написанные собственной рукою стихи. Но особенно ее удивила подпись «Сефер», поставленная ею в конце текста.
Спиритуалисты могут сказать, что это было послание от «духов», но мы придержи­ваемся мнения, что это были воспоминания о прошлых рождениях той самой дамы, которая записала текст панихиды.
Подобные воспоминания проявля­ются вовсе не так редко, как может показаться, просто их происхождение зачастую остается неуста­новленным. Во всяком случае, они могли бы объяс­нить многие странные вещи, происходящие во вре­мя сеансов с медиумами и психографистами, как нам было сказано, только во времена Птолемея[1] эту па­нихиду стали читать над телом настоящего умерше­го или мумией.

Е. П. Блаватская


ХИОС XXI

Перевяжи главу свою и обездвижь свои члены, ибо отсюда грядут дивные вести для того, чьи уши разверсты в тишине склепа.

Пей жадно слова медоточивые и смешивай их так, чтобы горечи оставалось ровно столько же, сколько и сладости.

Отврати сердце свое от всего внешнего знания и обратись ко знанию сфер.

Вырви немедля из земли все колышки, удержи­вающие шатры, и пусть упадут они, ибо ужасный самум уже близко.

Готов ли ты, тщедушный смертный? Перевязана ли глава твоя, и остыла ли кровь, и вышла ли уже из тебя кровь твоя?

Положили ли тебя, оборотив к востоку, и внимает ли внутренний слух твой музыке голоса сфер?

Слушай же, тщедушный смертный.

Голос начинает рождать звук, и начинается стре­мительный отлив.

Слабый смертный, лежащий здесь подобно обра­зу Финея[2], что беспокоит тебя? Блеск колесниц не ослепит твои усталые глаза.

Стук боевых топоров не коснется твоего слуха.

Прислушайся же к голосу; ты ушел отсюда, сла­бый смертный, и земля больше не знает тебя.

Твоя перевязанная голова покоится на погребаль­ных носилках, и обескровленное тело твое наполне­но благоуханной миррой.

Ты – тень, блаженная душа!

Ты – призрачная дымка, бледное лицо!

Ты – птица райская, свободная душа!

Прислушайся! слышишь ли ты шум вольного ветра? Ты больше не на своей земле.

И эти стоны, бледнолицый, доносятся с земли, которую ты оставил.

Иди же вперед не медля. У тебя нет больше вре­мени на раздумья, бедная голубка, тебе остался все­го один шаг – в горящий круг.

Смотри на этот круг, сияет он скованным светом плененного бога огня!

Ступай же скорее, о бледнолицый, войди в этот огненный круг.

ХИОС XXII

И теперь, когда ты вошел в круг, не кажется ли тебе прошлое одним сплошным кошмаром?

Видишь ли ты, сколько было сотворено зла?

Послушай! это эхо – шум сражений, а эти гнев­ные, пронзительные голоса припасены для тебя, они тебя обличают.

Мучайся же теперь, несчастная душа; увы! тебе не укрыться от страданий.

Но время пройдет, и ты вознесешься, вырвавшись из круга страданий.

Откуда эта перемена? Тень твоя становится плот­ной, а форма обретает неповторимое лицо.

Возьми же этот ключ, напуганная голубка, и ото­при этот огромный сундук.

Отчего ты дрожишь? Эти тела – жертвы, кото­рые ты принес своим грешным страстям.

Эти ужасные, белые и безглазые черепа – от тех, кого ты сам убил своею собственной рукою.

О! эти ужасные истерзанные сердца ты сам рас­топтал своими собственными ногами.

Не закрывай же глаз, эти изувеченные тела – дело твоих рук.

О бледнолицый, не содрогайся. Все эти страшные дела – твоя заслуга; чего же ты теперь стыдишься? Отнятая жизнь – это тоже жизнь.

Души убиенных ждут в раю (в поле Аарзу).

Давно потерянные сердца сгорают как масло в све­тильнике царя.

Отчаявшиеся и искалеченные души обретают по­кой на груди царицы вод.

Помни, чтобы не забывать, но забудь, что надо помнить.

Тебя ждет, несчастный усталый путник, еще од­но испытание, еще одно испытание огнем.

Прыгай же не медля в воду, и ты почувствуешь, как прохладны и ласковы ее волны; чего же ты боишься? Разве не изнываешь ты от жары и устало­сти? Вода тебя освежит.

Времени больше нет. Ты должен прыгнуть. Дни проходят, проносятся мгновения. Прыгай же; поверь и прыгни.

А теперь выходи, отдохни на зеленой траве.

Разве это было так страшно? Неужели вода ис­пепелила саму твою жизнь?

Но точно так же и ты испепелял чужие жизни.

Иди, иди, иди!

ХИОС XXIII

Ты свободен; взгляни, как прекрасны твои члены. Почувствуй, как безупречно твое здоровье.

Ступай же к царю огня; твои страдания позади.

Тысячу и один год длились твои мучения.

Спеши же; больше ты не измученный путник, но Райская Птица.

Тебе не нужно больше сражаться, ты достиг Рай­ского Сада.

Плачь! Как? Ты не можешь? Источник твоих слез иссяк.

Успокойся ныне, успокойся!

Смотри, я поведу тебя вперед.

Разве ты не видишь, как ты теперь возвеличен!

Смотри, там далеко, за чертою времени, твое бед­ное тело.

Взгляни на свою обмотанную голову и обескров­ленное тело, взгляни на свои набитые травою остан­ки. И смейся, смейся, смейся.

Когда-то это тело было твоим домом.

Спеши же, ибо нас ждет погружение; не жди, не медли, не мешкай.

О прекрасный, луноликий ангел!

О светлая и счастливая душа!

Прислушайся к звону серебряных колоколов, это мысли огненного царя.

Вслушайся в подрагивание атомов; это трепещут демоны.

Услышь эти чудесные песни; это Гунлы.

О счастливая душа, скоро нам придется расстать­ся, ибо я должен вернуться к переправе, чтобы перевозить души.

Я не могу войти с тобою туда, куда тебе позво­лено войти, прекрасная Райская Птица; скажи Огненному Царю, когда увидишь его во всей его сла­ве, что я страстно желаю воссоединиться с ним.

Прощай же, Прекрасная Птица, лети ввысь, ты свободна как ветер.

Ты как снежинка, несущаяся на розовых крыль­ях утра.

Ты как свежий ветер, несущий прохладу раска­ленной земле.

Прощай, вольный голубь, прощай; войди в эту золотую славу и навечно воссоединись с Царем Огня.

Гунла, Гунла, Гунла...

Сефер

___________________________
1.^ [63] ...происходящие во время сеансов с медиумами и психографистами, как нам было сказано, только во времена Птолемея... – Как явствует из пояснений Е.П.Блаватской в статье «Панихида по умершему», смысл двух последних строк в вышеприведенном редакторском примечании был искажен из-за ошибки наборщика.
2.^ [64] Финей, царь Фракийский, был ослеплен за то, что пы­тался увидеть будущее, не пройдя должного посвящения; был Гераклом. Намек на закрытые глаза погруженного в транс прорицателя или мумии. – Е.П. Блаватская.