Глава 12.  Фантазии


В предыдущей главе указывалось следующее. Человеческая деятельность, заключающаяся в использовании предметов, имеет два регулятора: 1) обнаруженное при помощи органов чувств или измерительных приборов физически-конкретное, 2) не обнаруженное органами чувств или измерительными научными приборами физически-конкретное, но домысливаемое при помощи абстракции, и мысленно вложенное (согласно богдановской подстановке) туда, где расположено обнаруженное.  На домысленное воздействуют «призраки», описанные Френсисом Бэконом, и возникает  искаженное проявление, содержащее некоторый произвол.   Мышление, допускающее произвол, есть демиург проявления. Ломоносов и Гельмгольц отдавали себе отчет в том, что домысленное является искаженным произвольным символом, мало сходным с действительными формами существования.  Некоторое научное знание не в состоянии правильно изображать факты, ибо в  изображение фактов прокрадывается традиционное толкование этих фактов.
Заинтересовавший Германа Гельмгольца вопрос о произвольности человеческого мышления, влекущей возникновение представлений, совершенно различных от форм действительного существования,  интересовал также и Фридриха Энгельса.   В книге  "Диалектика природы"   Энгельс высказал свою точку зрения о нехватке информации на первоначальном этапе исследования окружающей среды, и о роли произвольности в компенсации недостающего (в домысливании недостающей информации).  Попутно  Энгельс сделал акцент на наличии непонятного в окружающем мире.
Представление о силе заимствовано из проявлений деятельности человеческого организма, связывающего его с окружающей средой.  Мы говорим о мускульной силе, о поднимающей силе рук, о прыгательной силе ног, о пищеварительной силе желудка и кишечного тракта, об ощущающей силе нервов, о секреторной силе желез и т. д. Иными словами, невозможность исчерпывающего описания неизвестных внутренних процессов, действительно протекающих при осуществлении той или иной функции человеческого организма, приводит к тому, что вместо точного всестороннего описания мы подсовываем неполноценное частичное описание, включающее в себя незначительную толику  действительной причины, и неполноценное описание выражено словами о так называемой силе. Подсунутое полуфиктивное описание соответствует процессу, связанного с функцией организма.  Мы переносим затем этот метод также и на физический мир и сочиняем столько же сил в физике, сколько обнаруживаем различных явлений в природе.  Гегель с полным правом обрушивается против тогдашней манеры придумывать силы, прилагаемые повсюду.  Теперь мы уже не так легко оперируем силами, как в те времена.   В называемом «силами» изображены закономерности, понятийно охватывающие на первых порах лишь небольшие ряды процессов природы, условия которых довольно непонятны.  Требование познать явления природы, объективные закономерности,  условия которых сейчас запутанны для исследователей, принимает своеобразную форму выражения, превращаясь в требование отыскивать силы, представляющие собой причины действительных процессов, незначительная толика которых нам известна. В объективные процессы природы вносится  субъективное представление о силе. К частично выявленной действительной закономерности через выдумывание полуфиктивной силы присоединяется лишь наше субъективное утверждение, что  закон природы действует при помощи некой неподтвержденной «силы».  Тайное значение подстановки  «силы»  вместо  закона открывается перед нами — силы вместо законов управляют проявлениями.  Подстановка приобретает определенный смысл: мы ищем иной раз прибежища в слове «сила» не потому, что мы всесторонне познали закон, но именно потому, что мы его не познали, потому что мы еще не выяснили себе довольно запутанных условий  проявления объективных процессов. Таким образом, прибегая к понятию силы, мы этим выражаем не наше знание, а недостаточность нашего знания.  В таком смысле, в виде аллегорического  выражения еще не познанной причинной связи,  слово «сила» может допускаться в повседневном обиходе.
Значение написанного Энгельсом состоит в следующем. Когда человек получает информацию о природных явлениях посредством органов чувств, и человека устраивает информация, то человеку нет нужды фантазировать. Но когда  объем информации не устраивает, то совершается попытка фантазировать, и появляется предположительное знание, вносящее ясность в непонятное.  Отталкиваясь от обнаруженной (называемой следствием) незначительной толики объективных процессов, при помощи фантазии создается субъективное гипотетическое представление о еще не обнаруженной толике объективных процессов, могущих играть роль  причины обнаруженной толики процессов.  К обнаруженным объективным процессам  приписывается свойство быть следствием (проявлением) некоторой причины, обозначаемой словом «сила»,  которая является неубедительной в силу малоисследованности, непривычности,  и производности от логических умозаключений.  Которая является неубедительной и произвольной в силу неизвестности и непонятности реальной причины. Нафантазированная причина является полуфиктивной, потому что ее невозможно проверить посредством сопоставления с реальной, но неизвестной причиной.
К сожалению, Энгельс не приступил к изложению  последующих изыскательных действий, которые являются стандартными в современной науке — придание понятию «сила» более конкретных свойств, позволяющих осуществить проверку свойств в эксперименте, проверке субъективного нафантазированного понятия «сила» на соответствие объективной реальности (установить «силу» как независимую от человеческой субъективности). Объективное становится достоверно известным после того, как практика подтвердит полуфиктивную гипотезу, субъективно изображающую объективное.   Если гипотетическая фантазия  выдерживает проверку, то объективный процесс объявляется производным от субъективной причины, описываемой  фантазией.  При помощи практического критерия истинности из субъективного фантастического полуфиктивного представления вышелушивается объективное содержание фантастического представления. Происходит объективизация через проверку субъективированного.
По поводу объективизации через субъективизацию,  Фридрих Энгельс пишет следующее: заметим прежде всего, что это уж очень своеобразный способ «объективизации», когда в некоторый, — уже установленный как независимый от нашей субъективности и, следовательно, уже вполне объективный, — закон природы вносят чисто субъективное представление о силе. Подобную вещь мог бы позволить себе в лучшем случае какой-нибудь правовернейший старогегельянец, а не неокантианец вроде Гельмгольца. К однажды установленному закону и к его объективности или к объективности его действия не прибавляется ни малейшей новой объективности оттого, что мы сочиним и подставим под него некоторую силу.  Здесь мы сталкиваемся с мнимой «объективизацией», являющейся скорее субъективизацией.
Происходит ли расширение имеющегося знания, когда химики или физики сочиняют полуфиктивное субъективное представление о причине, прилагаемое к обследованному следствию (всестороннее изучение делает следствие объективным, твердо установленным фактом, как совершенно справедливо написал Энгельс)?  Современная наука согласна с тем, что расширение происходит — ведь смогла же полуфиктивная цингопредотвращающая сила превратиться в реалистичные витамины, а полуфиктивную жаропонижающую силу можно купить в любой аптеке. Не напрасно естествоиспытатели вставляли словечко про полуфиктивные силы там, где не хватало мыслей.   Но в то время, когда Фридрих Энгельс ставил перед собой философские вопросы, естествознание было иным, и старинный основоположник марксизма полагал, что полуфиктивные субъективные представления остаются субъективными фикциями. К такой мысли Энгельс пришел благодаря усилиям Беркли, который приводил аргументы необоснованности выведенных из мышления абстракций.
Иероглифы являются полуфиктивными образованиями. Поэтому то полуфиктивное, о котором рассказывал Энгельс, можно называть иероглифами.
В начале двадцатого века немецкий биолог Ганс Дриш убеждал научную общественность в существовании биологической силы, направленной на сохранение первоначальной структуры простых живых организмов. Дриш говорил, что целесообразность процессов, происходящих в некоторых живых организмах, связана не только со структурой организма, но и с иной причиной целесообразности, приводящей к кажущейся разумности упорядоченного деления клеток.  Сила, названная Дришем энтелехией, содержала в себе план будущего организма, взятого как целое, и руководящая роль силы обеспечивала именно такое деление клеток, в котором воплощается план. Клетка может развиваться по разным вариантам, и энтелехия выбирает вариант развития. Ганс Дриш и его сподвижники нашли в природе сотни примеров, показывающих результат деятельности энтелехии.  Когда Дриш отрезал от эмбриона морского ежа или эмбриона моллюска некоторую часть, то остальные клетки эмбриона в процессе деления восполняли недостающий фрагмент, и из эмбриона вырастала вполне полноценная особь.  Удаление глаза у взрослой креветки приводило к интенсивному развитию клеток на месте отсутствующего глаза и возникновению нового глаза.  У ящерицы отрастает оторванный хвост. У тритона и саламандры  регенерирует отрезанная конечность.  Линяющий рак иногда не может освободить клешню или ногу  от старой кожи, и тогда рак обламывает клешню или ногу;  вырастает новая клешня или новая нога. У всех живых существ переломанная кость восстанавливает свою целостность (при наличии необходимых медицинских условий). Ганс Дриш и его сподвижники имели убеждение, что энтелехия реалистична и имеет материальное существование.  Однако исследователи не смогли выявить эмпирические свидетельства, прямо указывающие на реальное существование энтелехии, не был обнаружен и подтвержден внутренний механизм, прекращающий деление клеток после периода интенсивного деления клеток с целью восстановления удаленного или поврежденного органа, или ускоряющий деление клеток до указанного периода.  Ганс Дриш и его сторонники совершили восхождение от частного к общему, но обладание общим оказалось бесполезным, и не помогло выделить энтелехию в чистом виде, в изоляции от следствий энтелехии.  Теоретизирование по поводу причины, произведенное Дришем, не стало следующим шагом в познании реальности.
Полуфиктивное  воззрение Дриша не было подтверждено; Энгельсу (и Беркли) было известно значительное количество аналогичных примеров неподтверждения полуфиктивного. Это повлияло на философский вывод Энгельса (и Беркли) о бесполезности применения фантазий в науке.
(В шестнадцатой главе «Потопление фактов в море измышлений» продолжается обсуждение отрицательного отношения Фридриха Энгельса к домысленному, выведенному из головы, а не из действительного мира.)


«Подобно натурфилософии, философия истории, права, религии и т. д. состояла в том, что  место действительной связи, которую следует обнаруживать в событиях, занимала связь, измышленная философами»(Фридрих Энгельс,  «Людвиг Фейербах и конец  классической немецкой философии», Сочинения, 2-е издание, т. 21, с.371).      
Вероятно, Энгельс согласился с тем, что фантазия является источником знания, — того знания, которое является измышлением и незаконно занимает место действительной связи.  Человек разрешает своему мышлению извлечь из самого себя полуфиктивное или фиктивное знание, и это измышленное вставляется в белые пятна, и белые пятна становятся заполненными. Впоследствии заполняемое заменяется на иное заполняемое, т.е. на действительную связь.


Известный русский физиолог Павлов и основоположник космонавтики Циолковский высказали суждения, поддерживающие применение фантазий в науке. И.П.Павлов: «Для успешного решения научной проблемы сначала нужно как бы «распустить» мысли, фантазировать». К.Э.Циолковский: «Сначала неизбежно идут мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчет. В конце исполнение венчает мысль».
Невероятные идеи и фантастические представления нужны ученому как воздух. Это имел в виду академик Петр Леонидович Капица, когда сказал: «Элемент абсурда должен присутствовать в науке». Д.И.Менделеев тоже считал, что невозможно обойтись без фантазий. У Менделеева не было сомнений, что «лучше уж сочинять новый вздор, чем повторять старый»(из статьи «Попытка химического понимания мирового эфира»).
«Фантазия — колыбель теории, наблюдающий разум —  ее воспитатель» (Людвиг Больцман, «Статьи и речи»).
«Наука, по существу рациональная в своих основах и по своим методам, может достигать наиболее замечательных завоеваний лишь путем опасных внезапных скачков ума, когда проявляются способности, освобожденные от тяжелых оков строгого рассуждения, которые называют воображением, остроумием»(Луи де Бройль).
Макс Борн в статье «Эксперимент и теория в физике» при рассмотрении двойственного характера света (и корпускулы, и волны) указал, что такое понимание света выведено путем долгого индуктивного процесса, в котором вспышки воображения сменялись усиленным наблюдением и усложненной интерпретацией фактов.
  «Логическое мышление, которое особенно свойственно математикам, при постулировании новых основ скорее мешает, поскольку оно сковывает воображение»(Капица П.Л., из книги «Эксперимент. Теория. Практика»).
«Наука – это прежде всего фантазия и только потом знание. Иначе сказать, она начинается с фантазии и заканчивается знанием»(Яков Львович Альперт).
«Освобожденный от заведомо предначертанных ходов и регламентов, ум обретает свободу выбора тематики, возможность фантазии и риска, благодаря чему становится доступней прорыв к новым пластам знания»(Анатолий Константинович Сухотин, «Превратности научных идей»).
Выдающийся  авиаконструктор А. Н. Туполев в беседе с психологом П. М. Якобсоном о творческом процессе высказал следующую идею об обстоятельствах, обусловливающих разрешение технической проблемы: «Надо на собственную работу мысли, на технические схемы, способы решения, которые мы применяем, взглянуть непривычным взглядом. Надо взглянуть чужими глазами, подойти к ним по-новому, вырвавшись из обычного, привычного круга».
Окружающий мир состоит из известного и неизвестного.  Известное в некоторых случаях указывает на неизвестное, которое может стать известным.  Ученые замечают такое указание, и создают в своих головах полуфиктивные иероглифические фантазии.
В книге «Анти-Дюринг» Фридрих Энгельс написал:  «…мы выводим схемы мира не из головы, а лишь посредством головы из действительного мира…»  В современной науке признается положительный эффект от применения умозрительных фантазий, но фантазии не выводятся из действительного мира, а выводятся из головы. В современной философии широко распространены взгляды о незначительной связи между фактами, являющимися частями действительного мира, и возникающих в головах схемах мира.  (В следующей главе подробно рассматривается вопрос о незначительной связи между действительными фактами и обобщениями-схемами, что свидетельствует о выведении обобщений-схем из головы.)
Ученые выводят схемы мира из головы. Но диалектический материализм имеет идеологическую установку на то, чтобы приучить ученых произносить слова о выведении схем мира из действительного мира. Идеологическая проблема диалектического материализма состоит в том, что имеет место расхождение между творимым и говоримым: творчество ученых заключается в том, что они выводят схемы мира из головы, но прокрустово ложе диалектического материализма принуждает многих ученых произносить слова о  том, что схемы мира выводятся из действительного мира. К счастью, некоторые ученые оказывают сопротивление идеологическому давлению, и говорят правду о выведении из головы схем мира.
«На рубеже XIX-XX веков произошла революция в естествознании, и тогда стало понятно, что теории не выводимы из фактов. Теории базируются на фактах, но вывести их индуктивно невозможно. Наиболее четко это осознал Альберт Эйнштейн, который неоднократно в своих работах указывал, что никакая теория не может быть логически выведена из опыта. Это он видел как на примере работ коллег, так и на собственном примере»(из книги «Введение в науку философию», автор Юрий Иванович Семенов, кандидат философских наук, доктор исторических наук).
«На опыте можно проверить теорию, но нет пути от опыта к построению теории…собрание эмпирических фактов, как бы обширно оно ни было бы, не может привести к сложным формулам»(Альберт Эйнштейн, «Автобиографические заметки»).
«Известно из практики развития науки, что новые идеи, коренным образом меняющие старые представления, часто возникают…не как обобщение опытных данных. Они являются прерывом непрерывности, как бы скачком в движении мышления.  …как пишет известный французский физик Луи де Бройль, «человеческая наука, по существу рациональная в своих основах и по своим методам,  может осуществлять свои наиболее замечательные завоевания лишь путем опасных внезапных скачков ума, когда проявляются способности, освобожденные от тяжких оков строго рассуждения, способности, которые называют воображением, интуицией, остроумием». Как относиться к такого рода явлениям в области научного, а также художественного творчества? Отрицать невозможно, ибо их реальность доказана. Более того, эти факты не укладываются в метафизическое представление о мышлении как именно непрерывном процессе, протекающим в виде формально-логической дедукции…  …в момент выдвижения нового положения оно (знание) не следует с логической необходимостью из существующего чувственного опыта…»(из книги «Гносеологические и логические основы науки» доктора философских наук Павла Васильевича Копнина, 1974 год).
П.В.Копнин: «Современное умозрение, конечно, отличается от умозрения древних греков и Лейбница, но оно остается умозрением — способом проникновения в сущности вещей, который не основывается непосредственно на опыте и строгой логической дедукции».
Копнин: «…в момент ломки научных теорий, когда остро ощущается потребность в выдвижении новых идей, которые формально, логически не следуют из предшествующих знаний и не обосновываются непосредственно опытными данными…»(из книги «Гносеологические и логические основы науки»).
Известный химик Джеймс Конант, в середине двадцатого века сделавший несколько научных открытий в области преобразования углекислого газа в кислород растениями,  высказал свою точку зрения о слабой связи между экспериментальными данными и объяснением причинно-следственных связей: «Начало научного открытия нужно искать не в результатах лабораторных опытов, а в ярких вспышках воображения. Истинный ученый творит так же, как истинный поэт, — не по отчетам, сгрудившимся на письменном столе, а по творческому чутью, по какому-то внутреннему озарению».
«Эмпирические данные и чистая логика никак, вообще говоря, не определяют  множество возможных гипотез»(из книги В.Н.Катасонова «Философия и история науки Пьера Дюгема»).
В 2005 году доктор философских наук Л.А.Микешина издала книгу «Философия науки. Современная эпистемология», в которой указывается, что знание о природных явлениях выводится не из фактов, не из действительного мира, а из фантазий: «Теорию нельзя получить в результате индуктивного обобщения и систематизации фактов, она не возникает как логическое следствие из фактов; механизмы ее создания и построения имеют иную природу, — предполагается скачок, переход на качественно иной уровень познания, требующий творчества и таланта исследователя».
Обнаружения и описания факта недостаточно для того, чтобы понять причину существования факта, и поэтому нужно  добавить к описанию факта то, что  не обнаружено в факте. Более талантливый ученый отличается от менее талантливого ученого не тем, что способен извлечь больше твердо установленной информации из факта, а способностью нафантазировать немалое количество свойств, которые предположительно могут находиться внутри факта. 
Мы можем измышлять себе в подспорье все, что только можем, до чего додумается, не ограничивая себя ошибочными требованиями Маркса и Энгельса мыслить только о наблюдаемом в практической действительности, мыслить схемы мира в точном соответствии с объективным миром.
Объективный мир неизвестен естествоиспытателям. Как можно схемы мира создавать в голове таким образом, чтобы схемы в точности соответствовали неизвестному?


Создавая периодическую таблицу химических элементов, Дмитрий Иванович Менделеев росчерком пера кромсал химические элементы, наделяя элементы известными только Менделееву свойствами, противоречащими обнаруженным на практике свойствам. Менделеев подгонял свойства  химических элементов под клеточки в таблице.
В то время фактически был установлен атомный вес бериллия и азота, равные 14. Однако нельзя, мыслил Д.И.Менделеев, помещать два химических элемента в одну клетку периодической таблицы. К тому же, оказалась пустой клетка для веса 9. Менделеев принял смелое волевое решение, противоречащее фактам, — он переписал вес бериллия с 14 на 9 и засунул бериллий в клетку для веса 9, а азот всунул в клетку для веса 14.  Менделеев игнорировал твердо установленные факты. Менделеев не обращал внимание на советы Роджера Котеса и Исаака Ньютона — опирать теорию на твердо установленные факты. Впоследствии выяснилось, что фантазирование не было напрасным, т.к. тщательно проведенные опыты выявили ошибки при определении свойств бериллия, и реальный атомный вес бериллия составлял 9. Для Менделеева была характерна несвязанность его мышления с внешними обстоятельствами (известным на тот момент времени атомным весом бериллия, равным 14). Менделеев убедил самого себя в том, что признанное всеми химиками свойство бериллия иметь атомный вес, равный 14, является условным символом веса, равного 9. Атомный вес бериллия, равный 9, проявляет себя так, что создается впечатление атомного веса, равного 14.  Первоначально не обнаруженный вес в 9 атомных единиц воздействовал на химиков таким образом, что химики обнаружили вес в 14 атомных единиц. Плеханов знал на примере бериллия о том, что необнаруженное является субстратом обнаруженного, но преданность философскому учению Маркса-Энгельса заставила Плеханова объявить субъективным идеализмом утверждение о том, что необнаруженное является субстратом обнаруженного.
Карл Маркс:  «Для Гегеля процесс мышления,.. есть демиург действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление»(«Капитал», Сочинения, т.23, с.21).
Человеческое мышление создало атомный вес, равный 14 и считаемый действительным свойством бериллия; такой вес составляет лишь внешнее проявление реального атомного веса бериллия, соответствующего 9.  Ученые навесили на бериллий ярлык, написали на ярлыке об атомном весе, равном 14, и использовали бериллий как химический элемент, обладающим весом в 14 атомных единиц.
На основе 63  известных химических элементов, на протяжении нескольких лет Менделеев с умственным напряжением разрабатывал периодическую таблицу;  с применением математики в 1869 году Менделеев создал представление о двенадцати неизвестных тогда химических элементах (экабор, экаалюминий, экасилиций, экамарганец, двимарганец, экацирконий, экателлур, экайод, экацезий, экабарий, экалантан, экатантал).  И еще 13-е и 14-е предсказание: короний и ньютоний. В 1894 году Вильям Рамзай теоретически предсказал свойства химических элементов гелий, неон, криптон, ксенон.  В 1913 году Генри Мозели предсказал химический элемент №61.   Д.И.Менделеев,  Фредерик Содди, Казимир Фаянс независимо друг от друга предсказали существование радиоактивного элемента в урановом ряде, который должен занять пустующую клетку ниже ванадия. И действительно, в 1917 г. Мейтнер, а год спустя Содди, Крэнстон и Флэкк открыли элемент с порядковым номером 91.   В 1927 году Гроссе впервые выделил несколько миллиграмм  пятиокиси протактиния.


В то время, когда Менделеев рассчитал свойства еще не найденных элементов (атомный вес, валентность, плотность, характер химических реакций с известными элементами), Менделеев не мог сопоставить рассчитанные свойства с реальными свойствами элементов (поскольку неизвестные элементы еще никто не обнаружил и не исследовал на практике их свойства). Менделеев не смог доказать в то время, что его представление суть образы реальных химических элементов.
Впоследствии двенадцать химическим элементов были найдены в природе.  Два предсказанных Менделеевым элемента не обнаружены (этим гипотетическим элементам Менделеев дал название ньютоний и короний). Два представления не имели никакого сходства с существующими в природе химическими элементами. Два представления — не суть образы реальных элементов. Два представления не были отражением объективной реальности.
На странице 244 книги «Материализм и эмпириокритицизм» В.И.Ленин подверг критике философскую теорию иероглифов-символов, «по которой ощущения и понятия человека представляют из себя не копии действительных вещей и процессов природы». «Если ощущения и понятия не суть образы вещей, а знаки и символы, не имеющие никакого сходства с ними, то исходная материалистическая посылка подрывается, подвергается некоторому сомнению существование внешних предметов»(В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.247).  «Если понятие…берется нами из опыта, не будучи отражением объективной реальности вне нас, то теория…остается идеалистической»(с.185).
Согласно ленинской логике, когда сделанные Менделеевым два предсказания о химических элементах ньютоний и короний оказались символами, не имеющими никакого сходства с реальностью, то из этого закономерно вытекает утверждение о том, что в природе нет не только двух неудачно предсказанных химических элементов, но и всех остальных химических элементов (коих в год написания книги «Материализм и эмпириокритицизм» насчитывалось 70).
Если Менделеев серьезно относился бы к материалистично-философским  проблемам естествознания, то тогда он отказался бы от предсказания свойств четырнадцати  еще неизвестных химических элементов, и в силу этого не возник бы повод поставить под сомнение существование всех химических элементов.
Послушался бы Менделеев советов Ньютона о неприменении в теоретизировании того, что не дано через экспериментальные данные, то тогда не возникло бы философское противоречие между Менделеевым и Лениным (Ленин выдвигал научное требование не создавать в голове представления, которые не суть образы вещей, Менделеев выдвигал научное требование создавать в голове представления, о которых неизвестно, являются ли они образами вещей).
Когда понятие о свойствах экаалюминия берется из опытов над алюминием, не будучи отражением объективных свойств экаалюминия (свойства не производны от реального, а производны от идеально-мыслительного), то понятие об экаалюминии остается идеалистическим. 
Можно создать полуфиктивное представление о неизвестных химических элементах, вызвать подозрение в том, что полуфиктивное представление не является образом реальных химических элементов, подорвать материалистическую исходную позицию, попытаться найти в природе соответствующие химические элементы, проверить субъективизированное и придти к объективизированному.  Путь к объективизированному проходит через этап подрыва исходной материалистической посылки.  Фантазирование и исходная материалистическая посылка несовместимы друг с другом.
В.И.Ленин сформулировал постулат, предназначенный для запугивания каждого естествоиспытателя: твоя преданность материализму под сомнением, если ты создаешь ситуацию, когда исходная материалистическая посылка подрывается.
Михайло Ломоносов подрывал исходную материалистическую посылку, когда доказывал, что представление о теплороде не суть образ реальных тепловых процессов, что природа не имеет  сходства с представлением о теплороде.
По мнению Ленина, наука должна развиваться так, чтобы происходило доказывание правильности материалистической философии и правильности ее основного постулата — предметы и знаки, обозначающие предметы, имеют подобие.  Ломоносов неправильно развивал науку, и пришел к неправильному выводу об отсутствии подобия   (нет подобия между теплородом и природой).
Имеются две точки зрения на развитие науки. Одна точка зрения настежь открывает двери перед фидеизмом, другая точка зрения бесповоротно закрывает двери перед фидеизмом. Так написано на странице 130 книги «Материализм и эмпириокритицизм».
Ломоносов выбрал для себя первую точку зрения, открывающую дверь перед фидеизмом и принижающую материализм.
Один из высокопоставленных советских философов Б.М.Кедров в книге «О творчестве в науке и технике» рассказал, как им было опровергнуто существование природного явления.
В 1938—1939 годах я работал в Научно-исследовательском институте резиновой промышленности в лабораторию профессора Бориса Аристарховича Догадкина.  Последний дал мне задание изучить вязкость натурального жидкого каучука-латекса, образцы которого привезены из-за границы. При этом он сообщил, что, пользуясь вискозиметром Дэнлопа, он со своей сотрудницей (Коварской) обнаружил и изучил так называемую «структурную вязкость» отечественного каучука. Я с жаром принялся за работу, и принялся экспериментировать. Но, кроме обычной, никакой «структурной», то есть дополнительной, вязкости не обнаружил. Надо сказать, что при определении вязкости пользуются относительными числами: вязкость изучаемой жидкости относят к вязкости воды, принимаемой за единицу сравнения. Разумеется, что этот масштаб должен оставаться все время постоянным. Замечу, что при достаточно малом диаметре капилляра жидкость (скажем, вода) вытекает из него плавно, спокойной  струей, без внутренних завихрений. Но если диаметр трубки будет сильно увеличен, то в струе вытекающей жидкости начинаются завихрения,  и это замедляет истечения жидкости. Поэтому всегда надо следить за тем, чтобы не происходило завихрений. Так как я при всей тщательности проводимых экспериментов никак не мог обнаружить злополучную «структурную вязкость», то этим вызвал неудовольствие профессора и упрек, что плохо, дескать, работаю. «Вот мы, — сказал он, — пользовались куда более грубым прибором и все же  обнаружили то, что вы никак не можете найти. Поищите хорошенько!»  Я еще раз  внимательно исследовал  отчет Догадкина и Коварской, но никак не мог понять, откуда взялась так резко выраженная  «структурная вязкость» каучукового латекса. Помню, что я долго думал над этим вопросом. А так как все время в голове вертелась эта штука, то она и стала мерещиться мне по всякому поводу то в виде каких-то утолщенных нитей, образующихся при вязании шерсти, то в виде неровно заточенного карандаша, то в виде разбухшей макаронины. Однажды, сидя в институтской столовой, я увидел большой бугор на клеенке и по обыкновению подумал о том, что он похож на «структурную вязкость». Когда же я поднял клеенку, то обнаружил, что широкая полоска от фанеры, покрывавшая крышку стола, отщепилась и образовала выступ. Сама же клеенка оказалась вполне гладкой, без всякого бугра. А так как перед тем у меня возникла мысль о «структурной вязкости», тот тут же появилась другая мысль, как бы  продолжение первой мысли: может быть, никакой «структурной вязкости» у каучука Б.А.Догадкин не обнаружил, а принял за таковую нечто совсем другое, коренившееся в процессах, совершавшихся в воде внутри вискозиметра, а вовсе не в каучуке, подобно тому, как я неровность фанеры принял за утолщение самой клеенки. Я тут же занялся вискозиметром Дэнлона,  и обнаружил, что диаметр его  трубки настолько велик, что вода вытекает из него турбулентным потоком. К тому же ее внутренние стенки явно были шероховаты. Значит, никакой «структурной вязкости» с помощью такого прибора вообще обнаружить было невозможно. А то, что было принято за таковую, в действительности оказалось результатом искажения данных о времени истекания воды из прибора; следовательно, эти данные никак не могли служить масштабом для определения относительной вязкости каучука. 
В чем смысл рассказа химика и философа Б.М.Кедрова? В том, что он считал научное открытие, сделанное Б.А.Догадкиным, символическим иероглифом. Свойства льющегося каучука являются отражением свойств льющейся воды, и поскольку по вине Догадкина вода лилась «неправильно», то Б.А.Догадкиным были обнаружены мнимые свойства каучука.
Догадкин дал каучуковому латексу закон о наличии структурной вязкости. Неужели в этом виноваты книги Канта и прописанный в книгах идеалистический принцип «разум предписывает природе законы»?
Б.М.Кедров подрывал исходную материалистическую посылку, когда доказывал, что представление Догадкина о структурной вязкости каучукового латекса не суть образ реальной вязкости, что обнаруженная Догадкиным структурная вязкость отсутствует в природе. Подобия нет.
Кедров превратил в призрачный мираж то, что Догадкин считал реальностью. Кедров обнаружил, что Догадкин совершил подстановку психического, называя подставленное физическим.  Догадкин полагал, что структурная вязкость каучукового латекса находится вне черепной коробки, но Кедров опроверг это.  Кедров не оставил для структурной вязкости другого места, кроме как внутренностей черепной коробки Догадкина.
Б.М.Кедров нашел доказательство правильности той части принципиальной координации, которая выражается словами:  «Мы никогда не должны забывать, что все приобретаемые нами знания обусловлены теми обстоятельствами, в условиях которых мы их получаем».
На странице 177 книги «Материализм и эмпириокритицизм» В.И.Ленин указал на ошибку махизма вообще и махистской новой физики, и ошибка состоит в том, что игнорируется основа философского материализма (существование объектов вне головы); махисты «скатывались к отрицанию независимого от познания объекта, приблизительно верно, относительно правильно отражаемого этим познанием».   На странице 139 Ленин написал аналогичную фразу про отрицание объективной, независимо от человечества существующей, мерки или модели, к которой приближается относительное познание.
Кедров пошел вслед за махистами и, подобно им, отрицал существование объектов вне головы и скатился к отрицанию объективного существования структурной вязкости каучукового латекса, а также к отрицанию того, что представление Догадкина было приблизительным приближением к реальной структурной вязкости каучукового латекса.
Ленин требовал, что необходимо защищать материю от исчезновения. Кедров не подчинился ленинскому требованию, и заставил исчезнуть то, что Догадкин считал материальным.
Ленин создал философскую формулировку, предназначенную для запугивания естествоиспытателей, но химик Кедров не испугался, поскольку он не придавал большого значения защите точки зрения о верности отражения. Для науки является привычным, когда действительный мир и вязкость каучукового латекса не таковы, как они изображаются в голове Догадкина или в другой голове. Вполне привычно, когда разум Догадкина отображает объекты иначе, как они существуют в действительности, когда образы не имеют близкого или далекого сходства с реальными объектами. Кедров признавал принципиальную координацию (неразрывную связь) между знанием и условиями получения знания; когда условие заключается в неправильном применении измерительного прибора, именуемого вискозиметром,  то знание оказывается ложным.
Для Кедрова естествознание было ценнее, чем философия, требующая отрицать принципиальную координацию, требующая понимать действительный мир таким, каким он сам дается. У Кедров были иные приоритеты, чем те приоритеты, которые материалистическая философия навязывает естествоиспытателям.


Материалисты бросают упрек в адрес сторонников фантазий: «Если субъект познания «свободен» от объекта и может по своему усмотрению, не считаясь с действительностью, создавать символы, знаки и оперировать ими, то это неизбежно разгораживает субъект и объект, ведет к потере объективности научного познания»(профессор  философии Подосетник В.М., соавтор книги «Ленин как философ», 1969 год). 
Если это обвинение приложить к Менделееву, то получится следующее.  Дмитрий Иванович Менделеев предсказал свойства четырнадцати химических элементов, и при этом ему не были известны действительные свойства предсказанных химических элементов.  Менделеев не считался с действительными свойствами четырнадцати химических элементов, представления Менделеева не были производными от действительных четырнадцати химических элементов. Менделеев отдавал себе отчет, что возможна потеря объективности научного познания, но это не остановило Менделеева.   Менделеев рискнул, и выиграл  —  только два представления о химических элементах оказались потерявшими объективность.
Конечно, можно было бы не создавать  фантазии и ими не оперировать, чтобы не дать повода для упрека в том, что естествоиспытатель не считается с действительностью. Но тогда создание периодической системы химических элементов затянулось бы на долгие годы…
Материалистическая философия стремится помешать естествоиспытателям пользоваться фантазиями в научной работе, но старания философов не приводят к прекращению применения фантазий.


В книге «Диалектика природы» Фридрих Энгельс пришел к выводу о недостаточной философской подготовке естествоиспытателей, и для устранения пробелов в образовании счел необходимым разъяснить естествоиспытателям, в чем заключается цель их деятельности: наука должна придти к пониманию природы такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавлений (Соч., т.20, с.513).
Судя по тому, что Энгельс резко отрицательно относился к выведению научных принципов из головы, различение между посторонними и непосторонними прибавлениями Энгельс осуществлял, исходя из источника происхождения: когда прибавление черпается из объективного мира, то прибавление является непосторонним, когда прибавление черпается из головы и представляет собой полуфиктивную фантазию, то прибавление является посторонним.
Фридрих Энгельс сформулировал постулат, предназначенный для запугивания каждого естествоиспытателя: твоя преданность истинной науке под сомнением, если ты при помощи фантазий вносишь посторонние полуфиктивные прибавления и мешаешь понять природу такой, какова она есть.
Менделеев из недр своего ума почерпнул свойства четырнадцати химических элементов, и сделал прибавление к имеющемуся знанию о 63-х элементах. Поскольку известно, что сведения о свойствах были почерпнуты не путем исследования носителей свойств (т.е. прибавления выведены из головы Менделеева), прибавления должны считаться посторонними, мешающими понять природу.


В  пятой главе «Против метафизики» указывалось следующее.  Исаак Ньютона в книге «Математические начала натуральной философии» написал: «Не должно принимать иных природных причин сверх тех, которые  истинны и достаточны для объяснения явлений». В распоряжении Джеймса Кука и Христиана Эйкмана имелась истинная и достаточная причина, связанная с предотвращением цинги и ей подобных болезней; истинная и достаточная причина, имеющая следствием предотвращение цинги, заключалась в употреблении в пищу свежих продуктов питания (цитрусовых плодов, свежих рисовых отрубей, и т.д.). Казимир Функ вступил в противоречие с требованием Ньютона и приступил к поиску иной причины, сверх той причины, истинность которой подтверждена многолетней практикой и которая представляет собой употребление в пищу свежих продуктов.  Функ нашел иную причину, и эта причина в настоящее время называется витаминами.
В начале этой главы излагалась точка зрения Фридриха Энгельса относительно взаимоотношений между законом и силой.  Энгельс придерживался мнения, что естествоиспытателям удается доказать объективный характер научных законов, и что неуместны попытки к объективным законам присоединить малопонятные силы, которые как будто бы помогают действовать закону.  Создается впечатление, что свое отношение к сочиненным полуфиктивным силам Энгельс позаимствовал у Ньютона.


В настоящее время общее количество известных атомов — 1100 атомов; большинство из них обладают радиоактивностью, и они самораспадаются. Количество известных стабильных атомов, с учетом изотопов —  270.


В  семнадцатом веке Готфрид Лейбниц сформулировал принцип — теоретизирование приведет к истине только и только в том случае, когда исходный пункт теоретизирования подвергнут проверке и его истинность доказана.  Карл Маркс согласился с этим принципом: «Не только результат исследования, но и ведущий к нему путь должен быть истинным»(К. Маркс, Соч., т.1, с. 7).  Лейбниц и Маркс не нуждались в том, чтобы научное исследование начиналось с фантазий, которые сомнительны и наверняка содержат ошибки.
Советский философ Копнин не согласился с Лейбницем и Марксом, и выступил против того, чтобы исходный пункт теоретизирования обладал истинностью.  «При выдвижении гипотезы, вопрос о том, верно или неверно она объясняет предмет, исследователем отодвигается на второй план»(из книги «Гносеологические и логические основы науки» Павла Васильевича Копнина, 1974 год).
Макс Планк считал, что путь к истинному результату исследования не обязан начинаться с истинного исходного пункта (и с такого проявления истинности, как понятность).  Планк заявлял, что допустимо начинать исследование с исходного пункта, истинность или неистинность которого неизвестна.  «Если бы мы принимали новую научную идею только тогда, ко¬гда ее оправдание уже окончательно обосновано, то мы должны были бы с самого начала требовать, чтобы она имела ясно понимаемый смысл. Такой путь мог бы принести только большой вред развитию науки... Мы видим, что значение научной идеи часто коренится не в истинности ее содержания, а в ее ценности... В отношении этих идей имеет смысл не во¬прос — истинно или ложно? — а вопрос — ценно или не ценно для нау¬ки?.. Философ, оценивающий новую научную идею лишь постольку, по¬скольку ее смысл может быть ясно понят, задерживает стремление науки к дальнейшему прогрессу».


Глава 13.   Причина ->  следствие. Следствие  -> причина.  «Признавать истинными причины, подтвержденные следствиями».


Заблуждению свойственно разнообразие, истинное не разнообразно.
В книге «Анти-Дюринг» Фридрих Энгельс написал:  «…мы выводим схемы мира не из головы, а лишь посредством головы из действительного мира…» 
Многие ученые применяли и применяют фантазии для познания природы, чтобы домыслить то, о чем не сообщают органы чувств.  Особенностью фантазий является выведение их из головы, и, как следствие, весьма слабая связь между фактами, обнаруживаемыми в действительном мире, и объясняющими фантазиями. Слабая связь приводит к произвольности фантазий, а также к значительному числу фантазийных объяснений, относящихся к одной и той же совокупности фактов.
Отступление многих ученых от принципа научного исследования (выводить устройство мира не из головы), разработанного Энгельсом, подвигло Ленина выступить против отступников. Каков отличительный признак того, что устройство мира выведено из головы? Признак в том, что из головы можно вывести множественное множество устройств мира.  В.И.Ленину подвернулся под руку Ганс Клейнпетер, и Ленин выразил категорический протест против решения философской проблемы, над которой размышлял Клейнпетер — «Что можно дать много теорий об одной и той же совокупности фактов…это хорошо известно физикам. И это связано с волевым характером нашего мышления; в этом проявляется несвязанность нашей воли с внешними обстоятельствами»(слова Клейнпетера цитируются по книге «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.232).  В.И.Ленин приводит это высказывание и тут же обрушивается с резкой критикой. В словах о несвязанности проявляется стремление соорудить перегородку между познающим субъектом и познаваемым объектом.
Эта критика несостоятельна. Да, существует несвязанность нашей воли и мышления внешними обстоятельствами, и действительно физики, химики, биологи, астрономы, геологи  могут создать несколько теорий об одной и той же совокупности фактов. При разработке периодической системы химических элементов, Д.И.Менделеев  не поверил другим химикам, которые установили атомный вес урана в 120 атомных единиц, бериллия 13,8 а.е., индия 75,6 а.е., тория 110 а.е., цезия 52 а.е.    Без проведения опытов Менделеев решительно переделал установленный практикой атомный вес урана (120 атомных единиц) на 240 атомных единиц, атомный вес бериллия (13,8) на 9,4, вес индия (75,6) на 113, вес тория (110) на 232, а практически обнаруженный вес цезия (52) переписал на 138. Таким образом, химики разделились на две группы (в одну группу входил Менделеев, в другую группу входили все остальные химики), и каждая группа имела разное представления о массе химических элементов. Конкуренция между двумя группами закончилась тем, что вторая группа химиков капитулировала перед первой группой химиков.
Известен такой факт: падающая на экран тень от непрозрачного предмета окружена цветными каемками. Этот факт Исаак Ньютон объяснял таким образом: существует периодическая сила отталкивания и притяжения между предметом и проходящими близ него световыми частицами; перемещение частиц под воздействием этой силы создает цветные каемки. Огюстен Френель объяснял иначе: каемки являются результатом различного изгибания световой волны (во многих случаях волны не способны выдержать первоначального направления и рассеиваются во все стороны) возле края предмета, в зависимости от длины волны. Один и тот же факт двое ученых объясняли по-разному.
Френель смог подобрать такие условия для опыты, в которых выяснилось, что степень изгибания лучей света возле края непрозрачного предмета одинакова как для тяжелого предмета, так и для легчайшего предмета.
Рене Декарт говорил, что цвета возникают в момент выхода солнечного луча из трехгранной призмы, образуя семь цветов радуги. Огюстен Френель дал иное объяснение тому же факту: цвета существуют в солнечном луче до того момента, когда солнечный луч вошел в призму и расщепился на семь цветов. Оптическое явление одно и то же, но ему дано два различных объяснения.
Явление оптического преломления Ньютон объяснял теорией, согласно которой скорость света в твердых прозрачных вещах больше, чем в жидкостях и газах.  Объяснение Гюйгенса было противоположным: в твердых прозрачных вещах скорость света уменьшается. Также имеется третья теория, согласно которой фазовая скорость имеет большое значение, а групповая скорость имеет низкое значение, и за счет этой разницы происходит преломление света.
Многие оптические явления Ньютон объяснял, указывая на различную скорость перемещения в пространстве разных цветов. Френель утверждал, что все цвета перемещаются с одинаковой скоростью.
По мнению Ньютона, при наложении друг на друга двух световых лучей они всегда усиливают друг друга. Френель писал, что при наложении происходит и усиление двух сложившихся лучей, и ослабление лучей, вплоть до полного исчезновения.
В 1802 году Волластон создал высокочувствительную установку для исследования лучей, и он наблюдал  через увеличительные линзы за солнечными лучами, пропущенные через треугольную призму. Внутри солнечного спектра исследователь обнаружил семь узких темных полос, и дал им такое объяснение: полосы отделяют цвета друг от друга — красный от оранжевого, желтый от зеленого, и т.д. В некоторых случаях семь полос наблюдаются не как темные полосы, а как сверхяркие полосы, светлее других участков спектра. В 1815 году  Йозеф Фраунгофер, а через полвека Густав Кирхгоф, найдя не семь полос, а сотни полос при помощи еще более чувствительных приборов, включающих в себя четыре треугольные линзы,   применили другое объяснение: сильно нагретые металлы (натрий, железо, магний, медь, цинк, бор, никель) излучают или поглощают линии определенного цвета, которые ранее ошибочно считались созданными природой для отделения одного цвета от другого цвета. К узким темным линиям, наличествующим в спектре, Волластон и Фраунгофер применили два объяснения, противоречащих друг другу.
В 1912 году  В. М. Слайфером был обнаружен сдвиг спектральных линий в сторону красной части спектра, в лучах света, испускаемых звездами и внегалактическими туманностями. Тщательное исследование Эдвина Хаббла показало, что красное смещение отдельной туманности или звездного скопления прямо пропорционально расстоянию до астрономического объекта. Интерпретированное в контексте эффекта Доплера, красное смещение дает большую скорость удаления отдаленных объектов; в некоторых случаях эта скорость составляет треть скорости света.  По идеологическим соображениям, такой подход некоторыми философами расценивался как неприемлемый, и этому подходу противопоставляется иное объяснение красного смещения: свет «стареет» за долгие промежутки времени, при движения через огромные не совсем прозрачные пространства; согласно этой интерпретации, смещение в сторону красного конца спектра — результат не скорости удаления, а изменения природы самого света.   Астрономические объекты не разбегаются.
В 1820 году Ганс Эрстед провел эксперимент, в котором на нитке подвешивалось медная проволока кольцеобразной формы, своими концами соединенная с маленькой электрической батарейкой. При приближении магнита петля поворачивалась. После опытов Эрстеда многие физики объясняли опыт превращением свернутого в петлю проводника с током в магнит, и взаимодействием двух магнитов. Андрэ Ампер придерживался иного воззрения: магнит представляет собой совокупность электрических токов, и происходит взаимодействие двух электрических тел (взаимодействие направлено на то, чтобы электрические токи стали параллельными, сблизились друг с другом, и текли в одном направлении).
Электрические силы более просты, чем магнитные силы: положительные и электрические заряды существуют поодиночке, а северный полюс магнита не существует без южного полюса магнита. Следовательно, электричество является основой магнетизма, и магнетизм является совокупностью электрических сил.
Фридрих Энгельс: «Образчиком диалектики природы является то, что согласно современной теории, отталкивание одноименных магнитных полюсов объясняется притяжением одноименных электрических токов» («Анти-Дюринг»).
В девятнадцатом веке сформировались два конкурирующих направления в теоретическом осмыслении электрических явлений: Ампера-Вебера, с одной стороны, и Фарадея-Максвелла, с другой. Электрические явления  Андрэ Ампер и Вильгельм Вебер объясняли при помощи теории, допускающей взаимовоздействие электрических частиц через пустоту. Электрические силы передвигаются через пустоту с бесконечно большой скоростью. Майкл Фарадей и Джеймс Максвелл иначе объясняли электрические явления, создав теорию, согласно которой электрические частицы не могут воздействовать друг на друга через вакуум, а только через посредство особой всепроникающей среды, называемой электрическим флюидом. Электрические силы передвигаются через флюид с конечной скоростью. Если мы будем считать воззрение Ампера и Вебера соответствующим действительности, то тогда воззрение Фарадея и Максвелла окажется не соответствующим действительности (то есть сознание Фарадея и Максвелла не связано с таким физическим обстоятельством, как взаимовоздействие частиц через пустоту). Если мы будем считать воззрение Фарадея и Максвелла соответствующим действительности, то тогда сознание  Ампера и Вебера не связано с таким физическим обстоятельством, как существование флюида.
Поначалу ни одна из конкурирующих теорий об электрических взаимодействиях не имело преимущества перед другим; внешне все выглядело как обоснование ранее известных  физических законов при помощи двух разных математических аппаратов. Фарадей в 1837 году обнаружил влияние диэлектриков на электростатические явления; в 1846 и в последующие годы он показал общую распространенность диамагнитных свойств в природе, в то время как парамагнетизм является исключением. Тогда же у него возникло представление, что электрические и магнитные действия не непосредственно идут от тел к телам, а переносятся через лежащий между ними диэлектрик, который становится местом электрического или магнитного поля.   Лишь через много лет после начала теоретического состязания, Максвеллу удалось опередить соперников — он получил сделавшие его знаменитым волновые решения (в них решен вопрос о том, что электрически заряженные тела создают между собой электрическое поле, и при этом заряженные тела не являются единственным источником электрического поля; вторым источником возникновения электрического поля является изменяющееся магнитное поле; в свою очередь, первым источником магнитного поля являются намагниченные тела, а вторым источником — изменяющееся электрическое поле). При помощи волновых решений Джеймс Максвелл предсказал существование электромагнитных волн. Их экспериментальное обнаружение привело к триумфу максвелловского направления. Позднее  Г.Риман вывел из амперо-веберовского направления уравнения, из которых также вытекало предсказание электромагнитных волн, распространяющихся в пространстве и позволяющих осуществить связь без электрических проводов. Однако это направление в теоретической электродинамике оказалось тупиковым, и почти все ученые не признали это направление, так как оно постулировало распространение сил в пространстве с различной скоростью (конкурирующее максвелловское направление утверждает, что почти все силы распространяются с одной и той же скоростью, приблизительно равной 300 000 километров в секунду).
У животных, обитающих под землей, происходила редукция глаз. В определенных случаях глаза становились очень маленькими (крот), в других случаях они исчезали совсем (слепыш). Одни ученые объясняют это при помощи мутаций и естественного отбора, вторые неупражнением органов, третьи изменением обмена веществ и наследованием приобретенных изменений.
В 1915 году Макс Борн разработал теорию кристаллов, состоящих из ионов. Почти все свойства кристаллов, описанные в теории, совпадали со свойствами, обнаруженных в экспериментах. Только одно не совпадало: реальная прочность ионных кристалл была в 500 раз ниже, чем теоретическая прочность. Советский ученый Абрам Федорович Иоффе решил, что трещины в кристалле не позволяют кристаллу иметь прочность, предписанную теорией. В 1924 году А.Ф.Иоффе провел эксперимент по растягиванию кристалла соли в условиях, когда кристалл некоторое время находился в воде, и поверхностные слои растворялись (вместе с находившимися в поверхностных слоях кристалла трещинами). В эксперименте соль показала прочность, в полтора раза меньшую, чем теоретическая прочность. Теория и эксперимент были оспорены австрийским физиком Смекалем, который заявил, что увеличение прочности произошло не от растворения трещин, а от увлажнения кристалла. Таким образом, имелись две теории относительно увеличения прочности кристалла: теория о растворении трещин и теория об увеличении влажности кристалла. А.Ф.Иоффе поставил другой опыт: пять сторон кубика из соли были покрыты лаком, а одна сторона соприкасалась с водой. После помещения кубика в воду и увлажнения кристалла производилось растягивание кубика, и прочность кристалла оказалась в 500 раз ниже теоретической прочности.
(Когда результат эксперимента объясняется двумя способами, то нужно изменить последующий эксперимент таким образом, чтобы одно из объяснений оказалось противоречащим результатам эксперимента).
Нервные клетки имеют отростки, причудливо ветвящиеся, и эти расходящиеся во все стороны отростки переплетаются с ответвлениями других нервных клеток. Через окуляры микроскопа виден лишь запутанный клубок полупрозрачных светло-серых волокон различной толщины. Для усиления различимости, клубок пропитывают двухромовокислой солью, которая действует как клей и делает клубок твердым, пригодным для разрезания тончайшим лезвием. При погружении затвердевших срезов нервной ткани в раствор азотокислого серебра клетки окрашиваются в черный цвет, что позволяет хорошо отличать их силуэт на общем фоне. Первооткрыватель такого метода окрашивания Камилло Гольджи добился того, что мог прокрашивать как несколько клеток и их отростки, так и множество клеток сразу. Метод окраски азотнокислым серебром позволил обнаружить необычайную сложность нервных связей. Одна клетка человеческого мозга может образовывать соединения более чем с десятью тысячами других нервных клеток.
Длительные исследования привели в 1873 году Камилло Гольджи к выводу, что нервная ткань представляет собой клетки, без перерыва переходящих друг в друга, похожие на те, которые имеются в сердце. Сердечная мышца состоит из мышечных волокон, которые не являются обособленными друг от друга; одно мышечное волокно проникает в другое мышечное волокно. Мышцы сердца,  а также нервные комплексы состоят из клеток, вросших друг в друга, и внутриклеточная жидкость одной клетки может проникать в соседнюю клетку, через отверстия в оболочке клеток.
Вместо азотнокислого серебра Вильгельм Вальдейер стал использовать хлорид золота, и он пришел к другому выводу: нервная ткань имеет прерывистое строение, нервные клетки не врастают друг в друга, а лишь едва-едва соприкасаются своими оболочками. Оболочка не дает внутриклеточной жидкости перетекать в смежную клетку. Таким образом в 1891 году Вильгельм Вальдейер сделал вывод, противоположный выводу Камилло Гольджи. Результат исследования одного ученого зачастую противоречит результату исследования другого ученого.

Опровергнутые теоретические построения многочисленны, и не вызовет затруднений привести длинный перечень таковых.  Согласно книге «Материализм и эмпириокритицизм», у Иммануила Канта имелась увертка: обстоятельство, что мы понимаем вещи так, как мы их понимаем, есть наше творение, ибо дух, живущий в нас, есть не что иное, как дух божий, и подобно тому, как бог создал мир из ничего, так и дух человека создает из вещей нечто такое, чем эти вещи сами по себе не являются (ПСС, т.18, с.210).
Вещь — Земля, вращающаяся вокруг Солнца. Дух Клавдия Птолемея создал нечто, такой Землей не являющееся — Землю, вокруг которой вращается Солнце. Вещь — различное изгибание солнечных лучей возле края непрозрачного предмета, в зависимости от длины волны света. Дух Исаака Ньютона создал из зависимости изгибания от длины волны нечто, что таковым не является — изгибание от  гравитационного притягивания непрозрачным предметом световых корпускул. Вещь — вес в 240 атомных единиц, присущий урану. Дух создал из 240 единиц нечто такое, чем эти 240 единиц не являются — 120 атомных единиц. Вещь — наличие непроницаемой оболочки у каждой нервной клетки, не допускающей выход или вход внутрь клетки жидкости, содержащейся в соседней нервной клетке. Дух Камилло Гольджи создал из прочной оболочки то, чем оболочка не является — оболочку с отверстиями, через которые проникает внутриклеточная жидкость. Вещь — проникновение малярийных паразитов в тело человека через укус комара.  Дух Патрика Мэнсона создал нечто, чем проникновение через укус не является — люди пьют воду с упавшими в воду  мертвыми комарами, в желудках которых находятся малярийные паразиты. Вещь — белковая природа ферментов. Дух Рихарда Вильштеттера создал из белковой природы ферментов нечто такое, чем природа пищеварительных ферментов не является — небелковую коллоидную природу. Вещь — неизменяющаяся длина волны рентгеновский лучей. Дух создал нечто такое, чем неизменяющаяся длина волны не является — изменяющуюся длину волны рентгеновских лучей. Вещь — широкое поперечное сечение светового луча.  Дух Ньютона создал нечто такое, чем широкое сечение не является — узкое поперечное сечение светового луча.  Вещь — порождение приливов и отливов гравитационным притяжением Луны. Дух Декарта и дух Галилея создали нечто такое, чем притяжение не является — отталкивание морских вод от Луны, сложение и вычитание орбитальной и вокруг-осийной скорости Земли.  Вещь — высокий коэффициент трения между железными рельсами и железными колесами локомотива-паровоза. Дух Брунтона и дух Гордона создали нечто такое, чем высокий коэффициент не является — низкий коэффициент трения, что компенсировалось приданием локомотивам «ног», посредством которых локомотив-паровоз отталкивается от земли и продвигается по рельсам.
Философ И.В.Кузнецов в 1952 году подверг критике академика Л.И.Мандельштама, поскольку последний согласился с уловкой Канта, согласно которой дух человека создает из вещей нечто такое, чем эти вещи сами по себе не являются — научные понятия, законы науки для Л.И.Мандельштама  не отражение объективной действительности, все более и более точно отражающие ее, присущие ей объективные связи явлений, а условные конструкции человеческого мышления, которые мы можем менять по своему усмотрению, руководствуясь соображениями удобств.
Ньютон квалифицировал как условные, как не отражающие объективные связи представления Декарта и Галилея о приливах и отливах, и эти представления были кардинальным образом изменены Ньютоном.  Из понимания Ньютоном причин приливов и отливов следует, что Декарт из притяжения Луны к себе морских вод создал нечто такое, чем притяжение не является, а именно, своим мышлением создал логическую конструкцию об отталкивании Луной от себя морских вод.  Гирн не согласился с объяснением Меерсона о причине грома при разряде молнии, и объяснение Меерсона не было признано Гирном как более точно отражающее объективные связи природных явлений; Гирн по своему усмотрению отправил в отставку объяснение Меерсона и это объяснение заменил своим объяснением.  В конце 22-й главы «По следам Дюгема и Куна» приводится пример, как академик Мандельштам отказался признать некоторые оптические научные понятия, как отражающие объективную реальность.
Ньютон и Гирн действовали так, как будто хотели доказать правильность точки зрения Мандельштама, описанной Кузнецовым.
Философ-материалист Кузнецов и другие материалисты в штыки восприняли мнение идеалистически настроенных естествоиспытателей о произвольном характере гипотетических построений, с помощью умственных усилий создаваемых в рамках науки с целью объяснения природных явлений. Такое отношение свидетельствует о предвзятости материалистов в вопросе о роли умственных усилий в познании чувственно-воспринимаемого материального мира. Материалисты считают необходимым распространять явно неадекватное мировоззрение о пассивной роли разума, копирующего воздействия со стороны материальных объектов.
Аргументация философа Кузнецова, направленная против Мандельштама, рассчитана на доверчивое отношение к себе со стороны людей, плохо знающих историю физики, химии и других естественных наук.


В начале предыдущей главы указывалось, что некоторые понятия, имеющиеся в науке,  Фридрих Энгельс называл полуфиктивными субъективистическими выдумками. Также в предыдущей главе рассказывалось, как химик Б.М.Кедров, позднее ставшим философом, выявил полуфиктивный характер структурной вязкости каучукового латекса.  Во второй главе приводилось высказывание Н.Г.Чернышевского относительно мировоззрения Канта — «…мышления, влагающего весь материал знаний в формы совершенно различные от форм действительного существования…». В настоящей главе приводилась цитата из книги «Материализм и эмпириокритицизм» по поводу того, что  Кант приравнял человека к Богу и наделил человека возможностью из вещей создавать нечто полуфиктивное, чем вещи в действительности не являются; то обстоятельство, что мы понимаем вещи так, как мы их понимаем, есть наше творение, зависящее от умственных априорных предпосылок, от «призраков», описанных Бэконом.
Вышеописанное указывает на сходство взглядов Энгельса и Канта по вопросу о наличии в науке полуфиктивных субъективистических выдумок, совершенно различных от форм действительного существования.   Необходимо обратить внимание, что Вернадский по этому вопросу согласился с Кантом.
«Борьба научного мировоззрения с чуждыми ему понятиями, выдвинутыми философией или религией, становится поэтому еще более трудной, упорной и страстной. Мы очень часто даже не можем считать вопрос окончательно решенным и тогда, когда научному мировоззрению удается окончательно изгнать противоположное мнение, когда ему удается временно заковать научные представления в ясные формы. История науки показывает нам, что при этом человеческая мысль весьма часто приходит к ложным выводам, которые господствуют десятилетиями…  Необходимо выяснить, какие части отвечают формальной действительности, являются научными истинами, обязательными для всякого человека, не зависящими от хода времен, смены народов и поколений. Решение этого вопроса нередко представляет величайшие трудности, достигается годами усиленной работы и споров…  Характер научного мировоззрения — сложный; с одной стороны, в него входят общие положения, связанные с научным представлением о Космосе, с другой — отрицания, вызванные необходимостью очистить мировоззрение от положений, достигнутых человеком иным путем и противоречащих научным данным…они представляют настоящие фикции, простые «предрассудки», которые исчезают через некоторое время целиком из научного мировоззрения, продержавшись в них прочно более или менее долго. Неизбежность существования в научном мировоззрении этих фикций придает ему еще более меняющийся со временем отпечаток…  Несомненно, что вопросы о таких фикциях и предрассудках, их обсуждение и их оценка играют в научном мировоззрении крупнейшую роль. Дело в том, что эти фикции нередко получают форму задач и вопросов, тесно связанных с духом времени…эти вопросы служат лесами научного здания, необходимыми и неизбежными при его постройке, но потом бесследно исчезающими.   …задачи, которых тщетность и неосновательность могла быть выяснена только путем долгого векового опыта, привходят в науку отчасти извне, отчасти изнутри. Они составляют крупную часть всякого научного мировоззрения, и несомненно в значительном количестве находятся в нашем современном мировоззрении»(Владимир Иванович Вернадский, «Очерки по истории современного научного мировоззрения», лекция 3).
«В настоящее время в нашем научном мировоззрении есть части, столь же мало отвечающие действительности, как мало ей отвечала царившая долгие века система эпициклов Птолемея… В последнее время поднялся вопрос о том, что к числу великих заблуждений относятся некоторые основные черты нашего современного научного миросозерцания. Так, частью благодаря философской разработке научных данных Махом и другими теоретиками новейшей эмпирико-критической философии, частью благодаря развитию физической химии, выдвинулись в последние годы возражения против…знания: «все явления сводятся к движению». Еще недавно сведение явления к движению всеми считалось основной, конечной целью научного знания…  В настоящее время все глубже и сильнее подымаются возражения против самой этой задачи,   и весьма возможно, что это стремление является такой же фикцией, научно важной и полезной, как искание вечного двигателя…  Люди с максимальным для данного времени истинным научным мировоззрением всегда находятся среди групп и лиц, стоящих в стороне, среди научных еретиков, а не среди представителей господствующего научного мировоззрения. Отличить их от заблуждающихся не суждено современникам»(Владимир Иванович Вернадский, «Биосфера и ноосфера»,  раздел «О научном мировоззрении»).
«Общеобязательность и непреложность выводов охватывает только часть научного знания — математическую мысль и эмпирические понятия, выраженные в фактах. Ни научные гипотезы, ни научные модели и космогонии, ни научные теории, возбуждающие столько страстных споров, привлекающие к себе исторические и философские искания, этой общеобязательностью не обладают. Они необходимы и неизбежны, без них научная мысль работать не может, но они преходящи и в значительной, неопределимой для современников степени, всегда неверны и двусмысленны»(Владимир Иванович Вернадский, «Проблема времени в современной науке»,  раздел «Основные черты научного знания»).


Глава 14. Взгляд Герцена на ученых и на развитие науки


В философском сочинении «Письма об изучении природы» Александр Иванович Герцен исследовал отношение ученых к объяснениям. Вначале Герцен обратил свое внимание на древних греков, и он выяснил, что для греков характерно серьезное отношение. Объяснение о строении предметов из атомов для греческих мыслителей не была шуткой, и атомы представляли для них истину; атомизм составлял убеждение, верование Левкиппа, Демокрита и других древних мыслителей. Физики и химики, современные Герцену, имеют иное отношение к объяснениям. Они с первого же слова согласны, что их атомарная теория, может быть, вздор, но вздор облегчительный. А почему же они, — вопрошает А.И.Герцен, — предают атомарную теорию,  и соглашаются, что может быть вещество не из атомов? Они предают атомарную теорию на том же прекрасном основании лени и равнодушия, на котором принимают всякого рода предположения! Если откровенно выразиться, то это можно назвать цинизмом в науке. Рассказывая о строении вещества из атомов, естествоиспытатели предупреждают вас обыкновенно на первой же странице статьи, что естествоиспытатели не уверены, в самом ли деле тела состоят из крупинок  неделимых, невидимых, но имеющих свойства, объем и вес. Не уверены, а существование атомов принимают для удобства. Таким ленивым приниманием они сами уронили свою теорию. По их мнению, физика абстрактна по своим вопросам, и в ней главенствуют ипотетические объяснительные теории (т. е. такие, о которых вперед знают, что они вздор). С самого начала в понимании  гибнет эмпирический предмет; являются только свойства общего характера (например, силы); потом вводятся какие-то посторонние агенты (магнетизм и пр.) Даже бедную теплоту попробовали олицетворить — в теплотворе. А теория света? Что за жалкое тавтологическое определение света!  "Да это все одни временные определения для того, чтоб как-нибудь не растеряться; мы сами этим теориям не придаем важности". Очень хорошо, но ведь когда-нибудь надобно же и серьезно заняться смыслом явлений, — нельзя все время шутить!  Принимая для практической пользы неосновательные ипотезы, в конце-концов, совершенно собьемся с толку. Сюда принадлежат насильно стесняемые представления, будто бы для вящей понятности: "Если мы представим себе, что луч света состоит из бесконечно малых шариков эфира, касающихся друг друга..." Зачем же я стану себе представлять, что свет солнца падает на меня так, как дети яйца катают, когда меня уверяют, что это лишь предположение? В физических науках принято за обыкновение допускать подобного рода ипотезы, т. е. условную ложь для объяснения;  ложь не остается снаружи объяснения, но ложь (иначе она была бы вовсе не нужна) проникает в объяснение, и вместо истины получается странная смесь эмпирической правды с логической ложью; эта ложь осознается и заставляет сомневаться в истине. Ипотезы отрицательно повлияли на теории: теории личны, шатки, неудовлетворительны. Принимая всякую теорию за личное дело, только за удобное размещение частностей, натуралисты отворяют дверь убийственному скептицизму.
Александр Иванович Герцен разделял естествоиспытателей на две группы: на серьезных ученых, и на несерьезных циников.  Первые уверены в том, что теории (объяснения) правильно обрисовывают действительный мир, и пишут статьи и книги, которыми убеждают в правильности рисунка. Другие действуют по-противоположному, и своими статьями и книгами распространяют скептические настроения, учат не придавать важности объяснениям природных процессов, вносят в умы мысль об иероглифическом характере теоретических объяснений.
Создается впечатление, что для А.И.Герцена наиважнейшее значение имеет то, какими словами пишутся статьи и книги о науке. Герцен убежден, что ученый должен составлять фразы таким образом, чтобы читатели, ознакомившись с фразами, приходили к выводу — ученый уверен в своей правоте и в правоте естественнонаучной теории (объяснения). 
Герцену не нравились книги, содержавшие легкомысленные фразы, не вселяющие уверенности в правоте теории, допускающие возможность отбрасывания теории как ненужной вещи для замены ее на другую новомодную теорию. В природе существует то, что сейчас понятно ученым, и то, что сейчас неизвестно и непонятно ученым. Герцен выступал против того, чтобы ученые в своих книгах описывали неизвестное и непонятное, и одновременно с этим акцентировали внимание на сомнительности и недостоверности знания, касающегося неизвестного и непонятного. Когда ученые описывают и объясняют неизвестное или малоизвестное, то описание и объяснения содержат ошибки и противоречия.  Ученые осознают и озвучивают наличие ошибок, и этим вызывают недовольство Герцена.
А.И.Герцен с явным осуждением относился к  ученым, чьи рассказы о научной деятельности  указывают на непонимание учеными того, что подвергается исследованию.  Натуралисты недоверчиво относятся к созданным ими объяснениям, направленным на действительные, но непонятные природные явления, и такое отношение к объяснениям Герцен квалифицировал как противоречащие смыслу науки.
Когда исследуется неизвестное, то первоначальный результат исследования сомнителен, и ученые пишут о сомнительности. А.И.Герцен считал недопустимой писанину о сомнительности.
Герцен придерживался точки зрения, что необоснованные рассуждения, не прошедшие проверку,  имеют ненаучное или лженаучное содержание, и своей критикой Герцен побуждал ученых прекратить заниматься лженаукой. Реалистичность науки обеспечивается обращением внимания только на реалистичные (т.е. понятные и хорошо исследованные) природные явления. Наука должна включать в себя только то, что науке точно известно, что хорошо изучено. Плохо изученное не должно входить в состав науки.  (В шестнадцатой главе «Потопление фактов в море измышлений» будет показано, что аналогичной точки зрения придерживались Карл Маркс, Фридрих Энгельс и другие философы.)
Феноменализм означает — не лезь за пределы надежно-достоверных сведений об окружающем мире, оставайся там, где имеются несомненные сведения.  Герцена можно считать пропагандистом феноменализма.
Мировоззрение, которого придерживался Герцен, противоречило точке зрения, высказанной Чернышевским, согласно которой естествоиспытатель должен осознавать и дискурсировать относительно неизвестности исследуемого: «Исследователь идет ощупью, наугад,  он принужден руководиться не столь верными способами к отыскиванию настоящего пути, теряет много времени в напрасных уклонениях по окольным дорогам с тем, чтобы возвратиться с них к своей исходной точке, когда увидит, что они  ведут ни к чему, и чтобы снова отыскивать новый путь; еще больше теряется времени в том, чтобы убедить других в очевидной непригодности путей, оказавшихся непригодными, в верности и удобстве пути, оказавшегося действительным».
В 1953 году Вернер Гейзенберг высказал точку зрения, близкую к точке зрения Н.Г.Чернышевского — «Более целесообразно ввести сперва в физическую теорию большое количество понятий, не принимая во внимание их строгую обоснованность на опыте, и предоставить природе в отдельном случае каждой теории решать,  требуется ли и в каких пунктах пересмотр понятий».
«Физика представляет собой развивающуюся логическую систему, основы которой можно получить не выделением их каким-либо индуктивным путем из опыта, а лишь свободным вымыслом. Обоснование системы производится на доказательстве применимости вытекающих из нее теорем, в области чувственного опыта»(Альберт Эйнштейн, «Физика и реальность», 1936 год).
В высказываниях Чернышевского, Гейзенберга, Эйнштейна можно найти все, что вызывало негодование у Герцена: и признание вздорности, которая вносит некоторое облегчение, и неуверенность с сопутствующим удобством, и нежелание придать важность воззрениям.
Беспристрастный ум, освобожденный от всякого рода предрассудков (и от гипотез), внимающий опыту — только такому уму покорится познаваемая природа.  Факты имеют способность сами себя объяснять, и задача естествоиспытателя заключается в том, чтобы не отвлекаться на посторонние воздействия и не примешивать свои фантазии к преподносимой фактами информации.
А.И.Герцен написал в сочинении «Письма об изучении природы», что на начальном этапе познания создаются представления, которые на время облегчают труднейший вопрос, но пускают нездоровые соки в мышление, в результате чего представления о природе становятся уродливыми, искаженными.  Особенно досталось Рене Декарту. «Декарт дал физикам опасный пример прибегать к личным ипотезам там, где недостает понимания; так, например, движение небесных тел он объяснял вихрем, крутящим их около солнца; стараясь математически вывести все явления планетной жизни, он делает ипотезы, в которые сам не уверен («хотя они никогда не происходили таким образом»)». Одно непонятное   Декарт объяснял другим непонятным, и при этом не верил в предложенное им субъективистское (названное Герценом личным) объяснение. А.И.Герцен озвучил три философские проблемы: ученые сомневаются в выдвинутых ими объяснениях, фантастические предпосылочные объяснения искажают понимание природных явлений и являются помехой для научного исследования, необходимо внимать природе, а не фантазиям, чтобы природа направила мысли в правильном направлении. Необходимо еще раз напомнить, что Л.И.Мандельштам, Г. Гельмгольц, Г.Мило отказали природе в способности дать ученым однозначное, лишенное произвольности,  определение причинам природных явлений.  Необходимо еще раз напомнить, что природа давала И.Ньютону закон о сущности земного притяжения, но Ньютон оказался не в силах принять от природы сущность.


«Если понятие…берется нами из опыта, не будучи отражением объективной реальности вне нас, то теория…остается идеалистической»(В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.185). 
Рене Декарт разрабатывал объяснения относительно вихрей, заставляющих планеты безостановочно вращаться вокруг Солнца, и при этом Декарт не верил в то, что объяснение есть отражение объективной реальности. Позиция Декарта подпадает под указанную формулировку Ленина, и из этого надлежит сделать вывод, что теория Декарта была идеалистической теорией. По аналогичному основанию, также идеалистическими  являются воззрения Гейзенберга и Эйнштейна, поскольку они говорили о вымысле, вносимого в создаваемые теории, а вымыслы не являются отражением объективной реальности. Также и Чернышевский должен считаться идеалистом, т.к. он говорил о понятиях, которые берутся из опыта, но которые не признаются Чернышевским отражением объективной реальности, поскольку исследователь, по словам Чернышевского, создает понятия в условиях напрасных уклонениях от истины, в условиях совершения познавательных действий наугад. Ученые, раскритикованные Герценом, тоже должны считаться идеалистами, поскольку они обвинены Герценом в отказе признать обсуждаемые понятия отражением объективной реальности.
В конце главы приводится высказывание Риккера, которое легло в основу мировоззрения Ленина, связующего идеализм и создание понятий, авторы которых считают понятия не отражением объективной реальности, а также связующего материализм и веру разработчиков понятий в отражательный характер понятий.


Вернадский придерживался мнения, сходного с мнением Герцена. Вернадский отрицательно относился к тому, что, по словам Чернышевского, исследователь идет ощупью, наугад, и такое движение, по мнению Вернадского, спровоцировано применением гипотез; это движение сопровождается затемнением научного понимания. Вернадский заявил о необходимости отказаться от гипотез и от объяснений.  Гипотезы виноваты в том, что они ограничивают область научного искания и заранее предрешают его результат.  Ряд научных понятий не имеют своим источником реальный опыт, выходят за границу опыта, и их источником являются чрезмерно-абстрактное мышление (т.е. мышление, создающее фантастические гипотезы); результат чрезмерно-абстрактного мышления допустимо оценивать как фикцию (такое мнение Вернадского совпадает с мнением Маркса и Энгельса, изложенного в шестнадцатой главе «Потопление фактов в море измышлений»; также имеется сходство в отношении вопроса об отказе в создании объяснений).  В области нашего практического изучения, говорил Вернадский, нам не приходится сталкиваться с абстракциями (в следующей пятнадцатой главе «Классификация» будет обсуждаться мнение В.И.Ленина о возможности реального столкновения с абстракциями).
Вернадский положительно отозвался о теоретической нагруженности фактов (о таком явлении в философском осмыслении научных исследований пойдет речь в девятнадцатой главе).
«Мы встречаемся с своеобразным состоянием наших знаний в области биологических наук по сравнению с науками о косном веществе.  Мы уже видели, что и в последних оказалось необходимым оставить в стороне наши представления о биосфере и составе земной коры, в течение долгих поколений казавшиеся правильными, отбросить долго царившие объяснения чисто геологического характера. То, что казалось логически и научно неизбежным, в конце концов, оказалось иллюзией. Положение в области изучения жизни еще более трудное, так как едва ли есть область естествознания, которая бы в самых основных своих понятиях была так проникнута чуждыми по своему генезису науке философскими и религиозными построениями.   …они ограничивают область научного искания и заранее предрешают его результат; вносят в научную область угадку, затемняют научное понимание…  Правильным является поэтому стремление, все более и более преобладающее в научных исканиях…подходить к изучению  явлений чисто эмпирически, считаться с невозможностью дать "объяснение"…  Сейчас к явлениям жизни можно подходить с залогом успеха только эмпирически, не считаясь с гипотезами... Между эмпирическими обобщениями и научными гипотезами существуют огромные различия, и точность их выводов далеко не одинакова. В обоих случаях — и при эмпирических обобщениях, и при гипотезах — мы пользуемся дедукцией для вывода следствий, проверяемых путем изучения реальных явлений. В такой науке исторического характера, какой является геология, эта проверка производится научным наблюдением.  Но различие заключается в том, что эмпирическое обобщение опирается на факты, индуктивным путем собранные, не выходя за их пределы и не заботясь о согласии или несоглaсии полученного вывода с другими существующими философскими представлениями о природе. В этом отношении эмпирическое обобщение не отличается от научно установленного факта: их совпадение с нашими научными представлениями о природе заурядно, их противоречие с ними составляет научное открытие.  В эмпирическом обобщении, хотя и выдвигаются на первое место некоторые определенные признаки явления, всегда сказывается влияние и всех других признаков, принятых во внимание при установке научного факта, — всего явления целиком.  Эмпирическое обобщение может очень долго существовать, не поддаваясь никаким гипотетическим объяснениям, являться необъясненным и все же оказывать благотворное влияние на понимание явлений природы.  Но затем часто наступает момент, когда оно вдруг начинает освещаться новым светом, становится областью создания гипотез, начинает менять наши схемы мироздания и само меняться. Очень часто тогда оказывается, что в эмпирическом обобщении мы имели не то, что думали...  Совершенно иначе строится гипотеза или теоретическое построение. При гипотезе принимается во внимание какой-нибудь один или несколько важных признаков явления и на основании только их строится представление о явлении, без внимания к другим его сторонам. Научная гипотеза всегда выходит за пределы фактов, послуживших основой для ее построения, и потому — для необходимой прочности — она неизбежно должна связываться со всеми господствующими теоретическими построениями, им не противоречить.  …ряд проблем, которые ставятся в науке, главным образом в философских ее обработках, исчезает из круга нашего рассмотрения, так как они не вытекают из эмпирических обобщений.  …эти вопросы вошли в науку извне, зародились вне ее — в религиозных или философских исканиях человечества. И это ясно может быть установлено при сравнении их с эмпирической областью точно установленных научных фактов…  При столкновении философских представлений с эмпирическими обобщениями можно оставить их в стороне и допустима логическая оценка их как философских фикций…в области нашего изучения мы с ними реально не встречаемся» (Владимир Иванович Вернадский, книга «Биосфера и ноосфера», раздел «Биосфера в мировой среде»).
В рассуждениях Вернадского содержится намек на то, что выход за пределы опыта привел к неадекватности, иллюзорности некоторых представлений о природе, к отбрасыванию объяснений чисто геологического характера, в течение долгих поколений казавшихся правильными. В следующем абзаце пойдет речь о том, как ученый Чедвик отбросил объяснение, выходящее за пределы опыта.


Артур Комптон в 1923 году проводил эксперименты по облучению графита рентгеновскими лучами, в ходе которых было установлено, что из облученного графита вылетают электроны, выбитые рентгеновскими лучами. (Рентгеновская волна, выбившая электрон, после взаимодействия с электроном имеет уменьшившуюся частоту, и это было обнаружено Комптоном. Значительно позднее обнаружилось, что после взаимодействия с электроном некоторые рентгеновские волны увеличивали свою частоту. Поскольку Комптон при объяснении эффекта не учитывал «учащенные» рентгеновские волны, то впоследствии появились объяснения, учитывающие такие лучи, и по этой причине новые объяснения  вступали в противоречие с объяснением Комптона). Было известно, что бомбардировка альфа-частицами (которые теперь рассматривались как ядра гелия) может вызвать распад атома азота на более легкие ядра других элементов. В 1930 году  Вальтер Боте облучал альфа-частицами различные элементы, в том числе бериллий, и получил сильное вторичное излучение, являющимся гамма-лучами (родственными рентгеновским лучам). В то время ученые находились под впечатлением открытия Артура Комптона, который установил, что рентгеновские лучи выбивают из вещества электроны. Поэтому, когда в 1931 году супруги Жолио-Кюри, продолжая исследования Боте, изучали прохождение излучения бериллия (вызванного облучением бериллия альфа-частицами) через вещества, богатые водородом, наблюдали образование интенсивных потоков протонов (ядер атомов водорода), они истолковали это как отрыв протонов от атомов под воздействием мощных гамма-лучей, как разновидность эффекта Комптона. Джеймс Чедвик также исследовал образование протонов под действием вторичного гамма-излучения бериллия (и излучения углерода, гелия), и он подвергал воздействию излучения большое количество веществ. Обнаружив, что происходит выбивание ядер легких химических элементов, Чедвик пришел к выводу, что наблюдаемый эффект трудно объяснить воздействием гамма-излучения. Чедвик теоретически доказал, что крайне мало вероятно (поскольку предположительно нарушается закон сохранения энергии), чтобы при столкновениях альфа-частиц с бериллием и другими веществами могли возникать гамма-лучи с энергией, достаточной большой для того, чтобы выбивать протоны и ядра легких элементов. Поэтому он оставил идею о гамма-лучах и сосредоточился на иной теории. Приняв существование нейтрона, он показал, что в результате захвата альфа-частицы ядром бериллия может образоваться ядро химического элемента углерода, причем освобождается один нейтрон. То же самое исследование было проделано и с бором — еще одним элементом, порождавшим проникающую радиацию при бомбардировке альфа-лучами. Альфа-частица и ядро бора соединяются, образуя ядро азота и нейтрон. Высокая проникающая способность потока нейтронов обусловлена тем, что нейтрон не обладает зарядом и, следовательно, при движении в веществе не испытывает влияния электрических полей атомов. Нейтрон содержит в себе больше энергии и механического импульса, чем гамма-луч. Результаты экспериментов, проведенных Чедвиком в Кавендишской лаборатории в Кембридже, были опубликованы им в 1932 г. 
Таким образом, супруги Жолио-Кюри и Чедвик придерживались различных объяснений по поводу природы излучения, вылетающего из бериллия при его бомбардировке альфа-частицами.
Прав ли был А.И.Герцен, когда сказал, что некоторые создают вздорные, неудовлетворительные (т.е. сомнительные, искусственно натянутые) и шаткие теории? Да, прав. Почти через век после опубликования философского труда Герцена, Джеймс Чедвик пошатнул и уронил теорию Вальтера Боте и Жолио-Кюри о вылете гамма-излучения из атомов бериллия, и доказал вздорность этой теории. Фредерик и Ирен Жолио-Кюри принимали теорию за удобное размещение частностей, за личное субъективное дело, и не положили в основу теории факт вылета нейтронов. Описание вылетающих из бериллия гамма-лучей изображало психологические размышления Жолио-Кюри, но не изображало объективные нейтроны. Вместо закономерностей физического явления, в теорию вошли закономерности восприятия физического явления. Супруги Жолио-Кюри  построили теорию (о гамма-лучах), и эта теория потеряла свой объективный источник (нейтроны). Мышление Жолио-Кюри было не связано с таким внешним обстоятельством, как вылет нейтронов из бериллия. Чедвик своими экспериментами доказал, что временное определение о гамма-лучах является фантастическим, что у Жолио-Кюри отсутствовало знание о природе излучения, исходящего из бериллия. Доказав отсутствие знания, Чедвик внес совершенно ненужный элемент агностицизма.
Чедвик подтвердил мнение Герцена о том, что ученые сочиняют легкомысленные фантастические теории. Но при этом Чедвик одобрительно отозвался относительно создания фантазий.


Физик-теоретик занимается тем, что создает новые физические теории или хоронит старые физические теории (например, Ломоносов похоронил теплородную теорию, Френель похоронил теорию Ньютона о гравитационном притяжении световых лучей краем непрозрачного диска,  Фраунгофер похоронил теорию Волластона о темных полосах в спектре, созданных природой для отделения друг от друга различных цветов, Чедвик похоронил теория Жолио-Кюри о гамма-лучах). Химик-теоретик занимается тем, что создает новые химические теории или хоронит старые химические теории. Похожие занятия имеют астрономы, геологи, биологи, бактериологи и деятели других наук.
Философ, специализирующийся в теории познания,  занимается тем, что исследует процедуру создания новых физических, химических, астрономических, геологических, биологических теорий, и исследует процедуру похорон теорий.
Физикам нужны ответы на физические вопросы,  философам нужен ответ на вопрос:  как физики выискивают ответы на физические вопросы.         


У некоторых людей развивается болезнь, именуемая манией величия. У больного возникает непоколебимое убеждение в своем высоком предназначении, в том, что им сделано (или скоро будет сделано) теоретическое или практическое открытие, имеющее необычайно важное, универсальное значение, и его внедрение облагодетельствует человечество. Больной считает себя великим изобретателем, значимым персонажем, и сравнивает себя с великой исторической личностью; уверяет об особых отношениях со знаменитостью. От его желания зависит — быть войне или вечному благоденствию. С ним все советуются. У больного имеется неправдоподобно-грандиозное преувеличение своих духовных и физических сил, здоровья, социального положения, он открывает у себя незаурядные способности, собирается прославить себя в качестве выдающегося исследователя, артиста, писателя, художника. Открытой для сознания остается только великолепная личность, лишенная изъянов; больной обращает внимание только на те факты, которые подкрепляют или объясняют имеющийся у него аффект, пробелы восполняются вымыслом. Больные постоянно напоминают другим о своих особенностях, без конца рассказывают все более и более новые подробности о своем величии, они как бы мечтают вслух, как бы грезят. Мания величия проявляется горделивыми позами, величественной осанкой, специально придуманными и вычурными костюмами, созданием атрибутов власти или богатства, повелительным обращением с окружающими, высокомерием.
Некоторые физики (химики, биологи, астрономы и т.д.) заболевают манией величия, и им кажется, что созданные ими теории имеют всемирно-историческое значение и являются непоколебимо-истинными. Другие физики (химики, биологи и т.д.) догадываются о том, что их коллег обуяла мания величия, и они начинают действовать подобно психиатрам — они убеждают страдающих манией величия в том, что их теории не является непоколебимо-истинными, что их теории повреждены «призраками», о которых сообщал Френсис Бэкон. Вследствие этого ученый мир разделяется на две группы: группу физиков, химиков, биологов (и т.д.), страдающих манией величия, и группу физиков-психиатров, химиков-психиатров, астрономов-психиатров (и т.д.)
Гносеология, теория познания — это наука, изучающая закономерности рождения, развития и смерти теорий (последовательности множества операций, завершившихся рождением теории или приведших теорию к тому, что ей отказано в существовании). Поскольку ученый мир разделяется на две части, то каждая часть разрабатывает свою теорию познания.
В научной деятельности перед Герценом стоял выбор: или встать на сторону физиков (химиков, биологов, и т.д.) с манией величия и взять на вооружение созданную ими теорию познания, отрицающую влияние «призраков», или встать  на сторону физиков-психиатров, химиков-психиатров, биологов-психиатров, и взять на вооружение их теорию познания, учитывающую воздействие со стороны «призраков» Френсиса Бэкона.
Александр Иванович Герцен встал на сторону болеющих манией величия. Попытки физиков-психиатров, химиков-психиатров, биологов-психиатров поставить под сомнение теории, были расценены Герценом как убийственный скептицизм, принижающий значение науки. Чтобы обосновать свои науковозвышающие устремления, А.И.Герцен поведал о принципе: «Необходимо понять, что разумение человека не вне природы, а есть разумение природы о себе, что его разум есть разум в самом деле единый, истинный, так, как все в природе истинно и действительно в разных степенях, и что, наконец, законы мышления — сознанные законы бытия, что, следственно, мысль нисколько не теснит бытия, а освобождает его; что человек не потому раскрывает во всем свой разум, что он умен и вносит свой ум всюду, а, напротив, умен оттого, что все умно».
С позиции  двух теорий познания интересно рассмотреть отношение к теориям Д.Пристли и А.Лавуазье.
В 1679 году Георг Штель, профессор университета в Галле (Германия), решил разобраться, каким образом ржавеют металлы и происходит горение.  Проведя опыты со многими сгораемые материалами, а также с материалами, которые не горят, но подвергаются воздействию огня (например, медь и медная руда), он констатировал: в процессе сгорания образуются огонь и зола (шлам). Подумав как следует над начальными и завершающими условиями экспериментов, Штель сделал вывод: в процессе сгорания предметы разлагаются на золу (шлам) и теплоту; при этом теплота выделяется в форме особого вещества, которое горит. Это вещество Штель назвал флогистоном. С его помощью профессор объяснял процесс переплавки руды в металл: руда, в которой содержание флогистона незначительно, нагревается на угле, и из угля флогистон проникает в руду, и руда превращается в металл. Уголь, отдав флогистон, превращается в золу. С помощью флогистона Штель объяснял процесс ржавления: при нагревании металлов из них изгоняется флогистон и образуется ржавчина. Через много лет после создания флогистонной теории был обнаружен водород, свойства которого имели значительное сходство со свойствами флогистона.
В 1774 году биолог Джозеф Пристли нашел способ выработки неизвестной ранее разновидности воздуха, которая исчезает, когда в ней сжигают какой-нибудь предмет, и об этом Пристли сообщил научной общественности. Ранее, в 1668 году,  Джон Мэйоу обнаружил аналогичную закономерность — он сжигал вещество под стеклянным колпаком, погруженным в воду, и вычислил, что четвертая часть воздуха, находящаяся под колпаком, принимает участие в горении. Антуан Лавуазье заинтересовался этими двумя научными открытиями и стал проводить более глубокие исследования. В ходе опытов по сжиганию предметов Лавуазье создал иные условия, чем созданные Штелем  условия, и Лавуазье обнаружил иные эффекты. Вывод Лавуазье существенно отличался от вывода Штеля: при горении не выделяется флогистон, а наоборот, в предмет входит разновидность воздуха, обнаруженная Джозефом Пристли. Эту разновидность воздуха Лавуазье назвал «кислород». Переплавка руды в металл объясняется так: кислород переходит из руды в уголь, и руда, избавившись от кислорода, превращается в металл.
Теория Лавуазье в меньшей степени опиралась на показания органов чувств, чем теория Штеля. Многие химики не соглашались с теорией Лавуазье, мотивируя это тем, что эта теория более сложна для понимания, чем теория Штеля.
Антуан Лавуазье должен быть отнесен к скептикам, ибо он не доверял существовавшим в его время теориям: «Я решил, что обязан рассматривать все, сделанное до меня, как намеки. Я поставил перед собой цель: все повторить с предосторожностью». Лавуазье повторил почти все химические исследования и обнаружил в них ошибку, а именно, он обнаружил, что в природе нет вещества «флогистон». Лавуазье доказал надуманность, фантастичность флогистонной теории.
«Спорный вопрос состоит в том, должны ли те гипотезы, лежащие в основе наиболее распространенных научных теорий, быть рассматриваемы как точные описания устройства мира, окружающего нас, или только как удобные фикции» (слова Артура Риккера цитируются по книге «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.290).
Флогистонную теорию Лавуазье рассматривал как намек, как удобную и полезную фикцию, и это помогло ему сделать открытие (кислород, соединяющийся с горящими веществами), золотом вписавшее его имя в скрижали истории.
Достоверность флогистона равнозначна достоверности сновидения.
Джозеф Пристли решал этот спорный вопрос противоположным образом, по-герценовски. Он, являясь серьезным ученым, был уверен в том, что теории правильно обрисовывают действительный мир. Пристли писал статьи и книги, которыми убеждал в правильности рисунка. Джозеф Пристли рассматривал флогистонную теорию как точное описание химических явлений, и догматическая вера в эту теорию помешала Пристли правильно разобраться в химических реакциях и по достоинству оценить открытие кислорода, его роль в процессах горения и ржавления. Развивающаяся наука ушла вперед, а догматическое мышление привязало Пристли  к несовершенным химическим представлениям.
Штель разработал мнимое представление о флогистоне. Лавуазье выявил мнимость. Герцен выразил свое недовольство по поводу того, что ученые акцентируют внимание на наличии мнимого в человеческом знании.


Изгнание флогистонной теории, и совершенное Коперником изгнание теории Птолемея, и большое количество других изгнаний взволновали научное сообщество, и у множества ученых возникло подозрение, что многие из используемых теорий содержат пока не выявленные ошибки, и через некоторое время ошибки обнаружатся, и появится необходимость отбросить многие теории. Не дожидаясь выявления ошибок, естествоиспытатели говорили: ошибки есть.   Признание еще не обнаруженных ошибок вызвало неприятие у философов, и возникло противодействие.   
А.И.Герцен был философом, оппозиционирующим естествоиспытателям, утверждающих о наличии ошибок во многих научных теориях, вызванных «призраками» Френсиса Бэкона. Герцен высказывал симпатии ученым, подобным Пристли, не усматривающих изъяны в утвердившихся научных представлениях, и выражал порицание ученым, подобным Лавуазье. Подобные Лавуазье ученые, говорящие о невыявленных ошибках в существующих научных теориях, дискредитировали науку, и это не нравилось Герцену. Нежелательна дискредитация науки и ученых, полагал Александр Иванович, но желательно доверие к ним.
Одно направление в теории познания старается заразить теории субъективицизмом, другое направление защищает теории от пагубной заразы.
Как говорят философы-материалисты,  сеет ли  недоверие к научному знанию, или защищает научное знание от скепсиса тот или иной исследователь,  —  суть применения принципа партийности в теории познания.


Одно и то же знание некоторые ученые называют знанием сущности вещей, другие ученые называют знанием поверхностных свойств, не являющимся знанием сущности. Такая различная оценка одного и того же знания определяется психическими особенностями ученых — у одних в большей или меньшей степени развивается мания величия, у других укрепляется в душе скептическое отношение к знаниям.

Личинки комаров, бабочек, жуков-древоточцев, муравьи, осы, мухи-пестрокрылки поздней осень вырабатывают внутренними органами глицерин, и  происходит разбавление глицерином жидкости, находящихся внутри организма. Процентное содержание глицерина возрастает приблизительно до 20, и наличие такого количества глицерина снижает температуру кристаллизации внутренней жидкости до 12 градусов мороза. При 11 градусах мороза внутри насекомых не образуются ледяные кристаллы, и тем самым выработка глицерина спасает насекомых от гибели, связанной с разрушением организмов кристаллами льда.
Общим свойством перечисленных насекомых является выработка глицерина перед наступлением заморозков, и наличие глицерина производит материальный эффект, заключающийся в понижении температуры образования ледяных кристаллов. Общее порождает материальный эффект.
Выработка глицерина происходит заблаговременно, при положительной температуре, когда температура еще не вызывает образование кристаллов и не угрожает жизни. Общее возникает до того, как появился первый конкретный кристалл после понижения температуры до 12 градусов мороза.   Общее появляется раньше, в текущем году, чем появляется первый материальный кристалл.  Общее предшествует материальному;  даже,  общее является причиной материального.
Причина выживаемости большого количества насекомых при морозе — одна и та же (пребывание глицерина внутри организма).  Через факт  наличия глицерина можно создать род насекомых — «насекомые, вырабатывающие глицерин».
Глицерин не утрачивающей своей реалистичности от того, что он обнаруживается в различных живых организмах и является общим для них.  Глицерин в рассматриваемом случае сочетает в себе физическую реальность и общность, при этом не является ни видом, ни родом, ни классом. 
Аристотель считал, что все объекты, а соответственно и их свойства, подчинены друг другу по принципу общности  — самые общие свойства в центре мира, а менее общие по краям, наподобие возрастных колец дерева. Согласно Аристотелю, самые общие свойства являются формирующей причиной для менее общих свойств, и форма менее общих свойств производна от форм более общих свойств.  Находящиеся на периферии мира конкретные (частные) свойства порождены общим (классом, родом, видом в нисходящем порядке).
Точка зрения Аристотеля находит свое обоснование в функционировании глицерина — общий глицерин материально воздействует на свойство конкретных насекомых выживать при низкой температуре, и при этом общий глицерин появляется внутри насекомых ранее, чем появляется первый материальный кристалл.  Тем не менее, точка зрения Аристотеля ошибочна — естествоиспытатели многократно выискивали в природе влияние более общего на менее общее, и такое влияние не обнаруживалось. Конкретная вещь существует вовсе не потому, что кто-то составил классификацию, внес в классификацию нечто более общее, обнаружил вхождение конкретной вещи в некоторый вид, род, класс.  Род, имя, или иное обобщенное не воздействует на органы чувств и поэтому материально не существуют; не существующее не может породить конкретную вещь.  Конкретная вещь входит в состав рода, но род не входит в состав вещи, следовательно, род не влияет на вещь.  Многие причины являются общими образованиями, но лишь изредка общее бывает причиной. Поэтому необходимо считать ошибочным мнение о том, что при любых условиях общее является причиной.
Общее, выявленное в ходе построения видов, родов, классов, не воздействует на человеческие органы чувств, не воздействующее на органы чувств не существует (постигаемое при помощи только психических абстракций не имеет материального существования и является абстрактно-психическим, и об этом вслед за Беркли говорили Буажире  и Гольбах), несуществующее не может воздействовать на конкретное, следовательно, общее не воздействует на конкретное (и конкретное не зависит от общего).   Номиналисты (в первую голову, Беркли) доказывали, что существование конкретных вещей не зависит от психических абстракций-обобщений.  Такое воззрение является материалистичным, но Ленин не скупился на обвинения в идеализме. Исходя из того, что не воздействующее на органы чувств существует, Ленин квалифицировал воззрение Беркли как направленное против существующего.
Неизвестная вещь-в-себе, нуждающаяся в устранения своей неизвестности, воздействует на органы чувств, и создает искаженное представление о себе, считаемое действительным.  У разных людей образуются разные представления, и они считаются действительными, хотя различие указывает на недействительность.  Неизвестная вещь-в-себе более реальна, чем известное, но искаженное представление. Вещь-в-себе неизвестна, так как отличающееся от известного искаженного знания является неизвестным.  Явная глупость — считать, что представления безошибочны, что под ними имеются материальные прообразы, по содержанию идентичные представлениям. Искаженные представления подвергаются классификации, и создаются обобщенные (вид, род, класс, и т.д.) представления.   Виду, роду, классу приписывается свойство быть неискаженными.   Результат классификации  (вид, род, класс, и т.д.) не имеет материального существования. Умопостигаемая материальная вещь-в-себе и умопостигаемые вид, род, класс имеют некоторое сходство между собой, а именно, их постижение связано с размышлениями, и сходство провоцирует ложные мысли о том, что вид, род, класс имеют материальный характер и порождают материально-конкретное.
При построении классификации наблюдается обратное отношение объема и содержания — вид охватывает относительно небольшое количество конкретных вещей, и при этом вид имеет в себе большое количество свойств, характеризующих объединяемые вещи (другими словами, вид имеет в себе незначительное количество отличительных свойств). При переходе к роду, происходит расширение объединяемых конкретных вещей, и это обусловлено уменьшением (через отбрасывание) количества свойств, объединяющих вещи.  Роды и классы имеют описание крайне незначительного количества свойств, чем существенно отличаются от реальных вещей, имеющих бесконечное количество свойств.  По мере усиления обобщения выявляется обеднение знания по количеству конкретных свойств (количество свойств приближается к нулю, знание становится катастрофически тощим, результат классификации малосодержателен).
Такая закономерность, имеющая место при философско-логическом осмыслении, противоречит интересам ученых, работающих в той или иной естественной науке, так как ими подразумевается противоположная цель — исследователь должен добиваться как можно более высокой степени обобщения без потери конкретности и детализации.  Более того, в естественных науках наблюдается увеличение количества свойств в процессе обобщения (Д.И.Менделеев при помощи обобщения определил свойства еще неизвестных химических элементов, и тем самым качественно расширил знание; Д.Чедвик при помощи обобщения выявил два  ранее неизвестных свойства бериллия:  свойство бериллия превращаться в углерод, и свойство бериллия в процессе превращения в углерод испускать нейтроны).
Глицерин является общим для насекомых, но при этом у глицерина сохраняются присущие ему свойства, не подвергаемые количественному сокращению.
Несколько десятков или сотен наблюдаемых фактов-следствий подводят под одну обобщенную причину; конкретные факты-следствия не отбрасываются, а рассматриваются наряду с обобщенной причиной. 
Познавательные способности переводят конкретное в абстрактно-обобщенное.  Мышление делает обобщение более богатым, по сравнению с конкретно-эмпирическим, обобщение становятся  глубже, вернее, полнее. В обобщенной абстракции восстанавливается все богатство конкретного. Но глубина, верность, полнота обнаруживаются только после практической проверки. До практической проверки неизвестно, стала ли абстракции глубже или мельче, имеется ли мнимое в абстракции.  Вопрос о том, обладает ли обобщение глубиной или ложностью, —  вовсе не вопрос теории, а практический вопрос ©.
Работа естествоиспытателя состоит в выискивании причины различий объектов.  В процессе построения классификации выискиваются не различия, а сходство.


В ходе химической реакции происходит выпадение осадка, изменение цвета реагирующих веществ и их температуры, вещества становятся более плотными или более рыхлыми.  Указанные процессы Георг Штель рассматривал как следствие воздействия того, что именовалось флогистоном.  Флогистону приписывалось свойство быть причиной уплотнения веществ и других химических явлений. Когда Штель составлял в своем уме представление о флогистоне, то могло ли возникнуть представление о флогистоне посредством выискивание общего между конкретными наблюдаемыми явлениями — выпадением осадка, изменением цвета реагирующих веществ и их температуры,  уплотнением и разрыхлением веществ? Нет.  Причины настолько сильно отличаются от следствий, что никакое мысленное манипулирование (в том числе обобщение) реальными следствиями не может напрямую указать причину.


На страницах 324-330 книги «Материализм и эмпириокритицизм» написано о том, что реакционные поползновения порождаются самим прогрессом науки, и реакционные поползновения состоят в следующем.  Раньше считалось, что исследуемое и научные понятия об исследуемом производны от природы; но в конце девятнадцатого века произошли перемены, и исследуемое вместе с понятиями об исследуемом стало считаться производным от человеческого разума.  Чрезмерное абстрагирование приводит к тому, что пошатнулось доверие к абстрактным научным постулатам, и они считаются произвольными, весьма слабо связанными с объективными фактами.   
Слова о том, что чрезмерное абстрагирование имеет следствием расшатывание доверия к научным постулатам, имеющим абстрактный характер, вероятнее всего, подразумевают формулы Максвелла. В 1862 году Джеймс Максвелл опубликовал книгу с несколько десятками формулами, связывающими между собой свойства магнитных сил, свойства электрических сил, свойства оптических процессов. На протяжении двадцати шести лет формулы Максвелла не подвергались практической проверке, и в этот промежуток времени многие ученые не доверяли чрезмерно абстрактным формулам Максвелла, и это недоверие вылилось на страницы многих книг и статей в научных журналах. Ленину было известно о недоверии, и также было известно о подтверждении формул Максвелла в 1888 году.  Ленин с легкостью сделал вывод, что недоверие (в период до практического подтверждения абстрактных формул) было необоснованным (недоверие не обосновано, потому что недоверчивое отношение к абстракциям противоречит правильному пониманию соотношения абсолютной истины, относительной истины, объективной истины).  В.И.Ленин требовал диалектического понимания: недоверие к практически необоснованному является неприемлемым, поскольку проходит время и со временем появляется практическое обоснование; необходимо верить в правильность необоснованного. Ленин не сдавал экзамен по формулам Максвелла, и у Ленина не появлялось чувство непонимания этих формул, чувство отдаленности формул Максвелла от реальных фактов.  Ленин не знал формул более сложных, чем формулы Ньютона, не испытывал чувство непонимания по отношению к этим простым формулам, и поэтому выраженное в научных статьях и книгах чувство сомнения, вызванное непониманием тех или иных формул, тех или иных абстрактных научных принципов, было квалифицированно Лениным как злоумышленное умаление науки в угоду поповщине.  Чтобы защитить науку, Ленин подверг резкой критике сомневающихся в реалистичности чрезмерно абстрактных формул и принципов, отдаленных от наблюдаемых фактов, не проверенных фактами. 
Формулы Ньютона тесно связаны с объективной реальностью и поэтому реалистичны. Формулы Максвелла чрезвычайно слабо связаны с объективной реальностью и поэтому формулы выглядят нереалистично (символично). Каждый человек способен, в случае возникновения сомнений, проверить правильность формул Ньютона, но проверить формулы Максвелла могут только избранные, приравненные к Нобелевским лауреатам. Герц проверил формулы Максвелла, и за это получил Нобелевскую премию.
«Философский идеализм есть только прикрытая, принаряженная чертовщина. А посмотрите на менее вычурных, чем немецкие представители эмпириокритицизма, французских и английских представителей этого философского течения. Пуанкаре говорит, что понятия… относительны и что, следовательно (для нематериалистов это действительно «следовательно»), «не природа дает (или навязывает, impose) нам их» (эти понятия), «а мы даем их природе, ибо мы находим их удобными» (l. c., р. 6). Разве это не оправдывает восторга немецких кантианцев? Разве это не подтверждает заявления Энгельса, что последовательные философские учения должны взять за первичное либо природу, либо мышление человека?»(В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.190).
Когда многие ученые ознакомились в 1862 с формулами Максвелла, то только несколько человек смогли понять, что обозначают эти формулы. Для большинства ученых формулы Максвелла представлялись нереалистичными, не соответствующими действительности, не производными от действительности. По мнению большинства ученых, природа не могла дать Максвеллу  соответствующие формулы, потому что в природе не обнаруживалось того, что было бы похоже на написанное Максвеллом.  Большинство ученых в 1862 году отказывались рассматривать природу как первичное, а формулы Максвелла как выведеные из природы.


Глава 16. Потопление фактов в море измышлений


В ходе развития химических реакций от начальных условий к завершающим условиям наблюдаются объективные эффекты: выпадение осадка, выделение газообразных веществ, изменение цвета, нагревание или охлаждение веществ, изменение их плотности и прочности. Когда абстрактно-мыслящий химик, Георг Штель, из действительного выпадения осадка или выделения газа образует общее представление «флогистон», когда химик идет дальше и воображает, что мое, выведенное из действительных выпадения осадка и выделения газа, невидимое абстрактное представление «флогистон» есть вне меня существующая сущность, мало того — истинная сущность (причина) выпадения осадка и т.п., то этим  «флогистон» объявляется «субстанцией» выпадения осадка, выделения газа, изменения цвета, температуры, прочности реагирующих веществ.  Абстрактно-мыслящий химик говорит, что превращение малопрочной медной или железной руды в высокопрочный металл  имеет значение для человечества, но еще большее значение приобретает исследование «флогистона», что приведет к разработке новых, более эффективных способов выплавки металлов, что через исследование «флогистона» человечество сможет научиться выплавлять из руды металлы, которые сейчас невозможно выплавить.  Сущностное (причинное) в выпадении осадка, выделении газа, упрочнении веществ и т.п. —  обобщенная из них и подсунутая под них сущность, сущность в моем представлении, «флогистон».  Значение наблюдаемых выпадения осадка, выделения газа, изменение цвета, температуры, плотности, прочности,  заключается теперь уже не в их естественных свойствах, а в их спекулятивных (чрезмерно абстрактных) свойствах, отводящему каждому из них определенное место в жизненном процессе «флогистона». Главный интерес абстрактно-мыслящего химика заключается в том, чтобы вывести из предполагаемых свойств предполагаемого «флогистона» существование реальных выпадения осадка, выделения газа, изменение цвета и температуры реагирующих веществ, и с таинственным видом сказать, что существуют выпадение осадка, упрочнение и т.п. Но они представляют собой моменты жизни «субстанции», созданной рассудком таким образом, что созданное рассудком не опирается на реальные свойства «субстанции», ибо реальные свойства неизвестны. Хорошо известное (изменение прозрачности, цвета, температуры, плотности, прочности) абстрактно-мыслящий химик истолковывает как результат жизни «флогистона», о котором известно очень мало. Обыкновенный человек не предполагает, что он сказал что-то особенное, когда говорит: при протекании химической реакции что-то выпало в осадок, у ящерицы произошла регенерация оторванного хвоста.  Абстрактно-мыслящий спекулятивный химик или физиолог, выразив подобные реальные явления в спекулятивных (чрезмерно абстрактных) терминах, сказал нечто необыкновенное: увиденное есть проявление невидимого.  Химик или физиолог совершил чудо: из рассудочной сущности «флогистон» (сущность рассудочна, поскольку создана рассудком, поскольку попытки обнаружить у «флогистона» реальные свойства оказались неудачными) он вывел явления природы, а именно, из деятельности «флогистона» выводятся выпадение осадка, выделения газа, изменение цвета и температуры реагирующих веществ, изменение их плотности и прочности.   Из деятельности энтелехии выводятся регенерация хвоста у ящерицы, клешни у рака, глаза у креветки.  Изменение прочности и регенерация — это видоизмененные, символические флогистон и энтелехия.  Силой своего спекулятивного ума абстрактно-мыслящий химик или физиолог внедряет в природу флогистон или энтелехию, и полагает реалистичным свойство флогистона или энтелехии творить осадок, газы, изменение цвета, температуры, плотности, прочности реагирующих веществ, регенерацию хвоста или клешни.  Химик или физиолог мысленно приписал природе наличие в ней вещества (что приблизительно соответствует формуле Канта «человек дает природе законы»), и этому веществу присвоил наименование «флогистон», «энтелехия». Он при помощи «флогистона», «энтелехии», которые представляется ему вне его находящимся (т.е. находящимся в природе), объясняет изменение прозрачности, цвета, температуры, плотности, прочности, регенерацию хвоста. И всякий раз, когда тот или иной абстрактно-мыслящий (спекулятивный) естествоиспытатель заявляет о существовании тех или иных предметов и явлений, которые можно назвать рецептурной реальностью (направленность стрелки компаса на созвездие Малая Медведица, морские приливы и отливы, переход тепла от горячих предметов к холодным предметам, вылет энергетических потоков из бериллия при бомбардировке альфа-частицами, прямолинейного отражения узкого светового луча от неровной отражающей поверхности, и т.п.), он умственным усилием творит причины-субстанции, в действительности находящиеся только в его голове (сложение и вычитание орбитальной и вокруг-осийной скорости Земли, теплород, гамма-излучение, отражающая сила, др.), ошибочно считаемые реалистичными (содержание абстракций  ошибочно считается существующим в природе, вне абстрактно-мыслящего естествоиспытателя, и посредством  содержания абстракций объясняется существование материальных предметов и явлений). 
Готфрид  Лейбниц: «Ни одно явление не может считаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым, без достаточного обоснования, почему  дело обстоит именно так, а не иначе»(«Монадология»). 
В книге «Нищета философии» Карл Маркс написал, что спекулятивные (т.е. абстрактно мыслящие) исследователи воображают, что они занимаются анализом, когда размышляют над абстракциями,  приводящими к логической категории «субстанция»; но в действительности они просто топят реальный мир в мире спекулятивных логических категорий. 
По мнению Маркса, попытки выискивать внутри мышления то, что можно использовать для обоснования существования физических или химических эффектов (т.е. использовать в целях, обозначенных Лейбницем), являются бесполезными и бесплодными попытками.  Карл Маркс придерживался принципа «постигаемое посредством психических абстракций является абстрактно-психическим, и оно не способно быть причиной материальных эффектов».  Исходя из этого, Маркс утверждал, что попытка узнать субстанцию-причину с помощью психических абстракций обязательно потерпят неудачу, и субстанция не будет выявлена. 
Маркс не знал, что Ленин будет писать книгу «Материализм и эмпириокритицизм», в которой подвергнута резкой критике берклианская философия, и это привело к тому, что философия Беркли получила положительную оценку от Маркса.  Содержание двух вышерасположенных абзацев является почти буквальным повторением того, что писал Беркли. Подробное изложение берклианской философии будет приведено в 21-й главе «Физиологический идеализм».
Несколько упрощая лейбницевский принцип, его можно переформулировать так: зачастую бывает так, что сначала люди узнают об истинной рецептурной реальности, потом предпринимают  усилия, чтобы узнать об условиях, вызвавших возникновение истинной рецептурной реальности.  В большинстве случаев, усилия начинаются с фантазий.  Истина без обоснования —  это половина от истины.   До сих пор не изобретены научные приборы, позволяющие обосновать наличие совести внутри человека; поэтому утверждение о существовании совести нельзя считать по-настоящему истинным утверждением.
Можно привести множество примеров, подтверждающих правильность точки зрения Карла Маркса (и Джорджа Беркли).  Нас постоянно уверяют, — писал Френсис Бэкон, — что смазывание оружия, которым была нанесена рана, излечивает саму рану. Если невозможно достать само оружие, которым нанесена рана, то рекомендуется найти железный или деревянный инструмент, напоминающий по форме оружие, вложить инструмент в рану так, чтобы острый край инструмента вызвать кровотечение раны, и смазывание этого инструмента возымеет лечебное действие.  Конечно же, в реальности нет причинно-следственной связи между смазыванием оружия и исцелением раны (такой вывод можно сделать из отсутствия серьезного обоснования указанной связи); реальная связь подменяется на фиктивную, измышленную связь, в которой как причина фигурирует смазыванием маслом оружия. Реальное потоплено в спекулятивных логических категориях, выведенных из головы и не соответствующих действительности.  Само собой разумеется, что факт заживления раны не является спекулятивной фантазией.  Постигаемое посредством «головного» фантазирования средство излечения смазыванием оружия, не способно вызвать материальный эффект в виде заживления раны. Указанный способ лечения является, поскольку он фантастичен, зависимым от человеческого мышления.
В конце 28 главы «Свихнувшиеся в идеализм при соучастии релятивизма» рассказывается о ложном представлении, выведенном из головы, по поводу химической ликвидации сорняков.
В 7-й, 22-й и 25-й главах упоминается выведенная из головы фантазия относительно электрической разъединительной силы. Про разъединительную силу можно сказать, что она зависит от человеческого мышления.
Постигаемое посредством психических абстракций является абстрактно-психическим, и оно не способно быть причиной материальных эффектов. Законы Ньютона, законы Кеплера постигнуты посредством абстрагирования, и они не способны быть причиной материальных эффектов (нечто подобное писал Беркли).
Не следует считать основами действительного мира те интеллектуальные вспомогательные средства, которыми мы пользуемся для постановки мира на сцене нашего мышления (Эрнст Мах).


Карл Маркс придерживался принципа «постигаемое посредством психических абстракций является абстрактно-психическим, и оно не способно быть причиной материальных эффектов».  Из этого выводилось, что попытка узнать материальную субстанцию-причину материальных следствий с помощью психических абстракций обязательно потерпят неудачу, и субстанция не будет познана.  Единственный результат таких умственных изысканий — противоречивые неопределенные антиномии.  Александр Александрович Богданов согласился с точкой зрения Карла Маркса (и Джорджа Беркли). С мнением Богданова можно ознакомится по книге «Материализм и эмпириокритицизм», в которой В.И.Ленин сообщил, что Богданов «возражает реакционным философам, говоря, что попытки выйти за пределы опыта приводят на деле "только к пустым абстракциям и противоречивым образам, все элементы которых брались все-таки из опыта"»(с.153).  Можно понимать так, что выход за пределы опыта (т.е. переход от познанного с помощью ощущений к неподтверждаемому ощущениями) приводит к формированию произвольных, неадекватных образов.  Неадекватные образы не нужны науке, т.к. в состав науки должны входить только адекватные образы.  Поэтому нужно отказаться от спекулятивных попыток выявить субстанцию-причину посредством выхода за пределы опыта (за пределы известного, подтвержденного показаниями органов чувств).
Точка зрения Беркли, Маркса и Богданова (о бесполезности спекулятивных размышлений, приводящих к произвольности и противоречиям) является аргументированной, и аргументы заключаются в попытках Штеля использовать несуществующий флогистон как причину, объясняющую изменения плотности и прочности веществ, участвующих в химической реакции.  По заявлению Штеля, абстрактный флогистон в одних условиях проявляет себя  как выпадение осадка, в других условиях как выделение газов, то как изменение цвета, то как упрочнение веществ. Выпадение осадка Штель через флогистон связывал с изменением температуры, а изменение цвета связывал через флогистон с упрочнением веществ. Через век после вывода Штеля о существовании флогистона выяснилось, что флогистон был произвольным иероглифом.
Кроме аргумента, связанного с иероглифической деятельностью Штеля, Богданов имел в своем распоряжении  аргумент, связанный с иероглифической деятельностью Менделеева — было разработано представление о химических элементах короний и ньютоний, но эти элементы не найдены, что свидетельствует о произвольности при создании представлений.  Д.И. Менделеев пришел к пустой абстракции и неадекватным представлениям, когда размышлял о ньютонии и коронии. 
В начале двадцатого века немецкий биолог Ганс Дриш убеждал научную общественность в существовании биологической силы, направленной на сохранение первоначальной структуры простых живых организмов. Дриш говорил, что целесообразность процессов, происходящих в некоторых живых организмах, связана не только со структурой организма, но и с иной причиной целесообразности, приводящей к кажущейся разумности упорядоченного деления клеток.  Сила, названная Дришем энтелехией, содержала в себе план будущего организма, взятого как целое, и руководящая роль силы обеспечивала именно такое деление клеток, в котором воплощается план. Клетка может развиваться по разным вариантам, и энтелехия выбирает вариант развития. Ганс Дриш и его сподвижники нашли в природе сотни примеров, показывающих результат деятельности энтелехии.  Когда Дриш отрезал от эмбриона морского ежа или эмбриона моллюска некоторую часть, то остальные клетки эмбриона в процессе деления восполняли недостающий фрагмент, и из эмбриона вырастала вполне полноценная особь.  Удаление глаза у взрослой креветки приводило к интенсивному развитию клеток на месте отсутствующего глаза и возникновению нового глаза.  У ящерицы отрастает оторванный хвост. У тритона и саламандры  регенерирует отрезанная конечность.  Линяющий рак иногда не может освободить клешню или ногу  от старой кожи, и тогда рак обламывает клешню или ногу, и вместо отломанного вырастает новая клешня или новая нога. У всех живых существ переломанная кость восстанавливает свою целостность (при наличии необходимых медицинских условий). Ганс Дриш и его сподвижники имели убеждение, что энтелехия реалистична и имеет материальное существование.  Изучая реальное,  Дриш создал общую абстракцию, и использовал абстракцию при объяснении реального.  Исследователи не смогли выявить эмпирические свидетельства, прямо указывающие на реальное существование энтелехии, не смогли выделить энтелехию в чистом виде, в изоляции от следствий энтелехии, и поэтому существование энтелехии оказалось не доказанным. Не осуществлено человеческое управление энтелехией.  Отсутствие эмпирического и практического подтверждения указало на то, что Ганс Дриш пришел к пустой абстракции и неадекватным представлениям.
Богданов имел в своем распоряжении еще один аргумент, связанный с деятельностью Дриша.
Штель, Дриш, Менделеев не достигли поставленной цели, и из этого был сделан берклианский вывод:  не надо было умножать сущности и субстанции, не надо было умственно размышлять над неизвестными субстанциями и пытаться умственными усилиями найти неизвестную субстанцию.  Не надо было Георгу Штелю напрягать свой ум для выискивания субстанции, надо было дождаться того момента времени, когда субстанция  продемонстрирует сама себя. Вон, Джозеф Пристли терпеливо ожидал и дождался момента времени, когда субстанция показала себя во всей красе.
Знание, которым обладал Пристли, отличалось от знания, имеющегося у Штеля.  Знание имеет изменяющееся содержание, и в этом задействовано нечто реалистичное, материальное, обусловленное окружающей природой.  Поэтому нужно ждать, когда изменение природы приведет к изменению знаний. Не надо умственными усилиями предугадывать, каково будет следующее изменение окружающей природы.  Практический процесс развития природы сам покажет, как изменится знание.
На странице 250 книги «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин цитирует высказывание Клейнпетера: «Не трудно найти источник нашей неудовлетворенности Гельмгольцем, если мы вспомним столь  ясные слова Маха. Ошибочное понимание слов: масса, сила и т. д. — вот чем грешит все рассуждение Гельмгольца. Ведь это же только понятия, продукты нашей фантазии, а вовсе не реальности, существующие вне мышления».   
Сказанное Клейнпетером имеет значительное сходство с философскими суждениями Беркли, Маркса и Богданова, и со случившимся с Штелем и Менделеевым — занимаясь спекулятивными размышлениями и выходя за пределы опыта (выходя за пределы известного и обоснованного), естествоиспытатели и их мысли попадают в область неподтвержденного опытом, и размышления становятся произвольными неадекватными абстракциями; у естествоиспытателей появляются спекулятивные понятиям, являющиеся продуктами фантазии, содержание которых не соответствует содержанию природных явлений. 
В отношении теорий Штеля и Дриша кажутся правильными слова Этьена Кондильяка о том, что  движение мысли от конкретного к абстрактному и обратно, от абстрактного к конкретному, является пустым занятием; построение теорий, содержание которых выводится из рассудочных сущностей, рассматриваемых как причины, никаких новых знаний дать не может.  Свое суждение Кондильяк позаимствовал у Беркли.
Ньютон и Кеплер разработали законы, и при помощи законов Ньютон и Кеплер не нашли факты, новые по сравнению с фактами, известными им до формулирования законов.
(Возможно, Кондильяк имел ввиду, что построение классификации и поиск сущности-субстанции через классификацию является бесполезным занятием. Виды, роды, классы не ведут к пониманию сущности или субстанции.)
Точка зрения Кондильяка выглядела обоснованной. Но мы-то знаем, что Менделеев совершил мысленное движение от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному, и нашел нечто новое в изрядном количестве. Мы вправе не соглашаться с Кондильяком.
С точкой зрения Этьена Кондильяка согласились не только К. Маркс, Ф.Энгельс, А.А.Богданов, но и Владимир Иванович Вернадский. Он в статье «Мысли и замечания о Гёте как натуралисте» написал:  «Через 20—30 лет после смерти Иоганна Гёте окончательно выяснился печальный результат огромной натурфилософской работы, попытки устанавливать научные факты умозрением и диалектикой, одно время охватившей немецких естествоиспытателей, перешедшей границы немецкой культуры, повлиявшей и на русских (Д. М. Велланский, М. Г. Павлов), французских (Ж. Б. Ламарк), скандинавских (X. Стеффене) и других натуралистов. Перенос этой умозрительной методики в конце концов кончился широким понижением немецкого творчества в области естествознания. Прав был Дюбуа Реймон, связывавший упадок немецкого естествознания в начале XIX века с влиянием умозрительной методики…  Ряд известных и малоизвестных натурфилософов запутались в тенетах умозрительной методики… Основной работой Гёте, как натуралиста, являлось не обобщение, всегда умозрительное, а искание и установление эмпирических факторов…   Никаким объяснением реальности он не занимался; он, как ученый, давал только точное описание».
«Передо мной стала проблема: как научно охватить явления биогеохимии так, чтобы можно было научно работать и не сойти в натурфилософскую область мысли. Последний путь был легче, но я знал из истории науки, а затем из самостоятельного изучения натурфилософии убедился, что он — безнадежен. Ибо соображения философов в области реальной действительности всегда — в положительной своей части — состоят из шлака и металла, в которых шлак преобладает, а металл скрыт и становится видим только при проникновении научного анализа к тем же проблемам. Когда в связи с биогеохимическими проблемами я подошел ближе к биологической литературе, меня поразило то значение, какое в этой области играла в ХIХ в. и играет сейчас натурфилософская мысль, оказывавшая не раз вредное влияние на научную работу»(Владимир Иванович Вернадский, «По поводу критических замечаний академика А.М.Деборина»).
Вероятно, размышления Вернадского о безнадежности и вредности умозрения связаны с гносеологическим принципом Котеса, согласно которому необходимо «признавать истинными причины, подтвержденные явлениями».   Многие ученые не заметили глупости, содержащейся в этом принципе, и строили научною деятельность на этом принципе. Многие химики и физики совершали теоретические построения или математические вычисления, и эти продукты человеческого ума наделялись истинностью на том основании, что они основывались на эмпирическом материале, всесторонне исследованном. По мнению многих химиков и физиков, истинность, которая присуща эмпирическому материалу, перетекает в теоретические разработки, и от перетекания теоретические разработки становятся истинными.  Такое понимание истинности вызвало, как можно предположить, несогласие Вернадского, и Вернадский высказался за то, что такой «истинности» нужно избегать.   Умозрительные объяснения и иные теоретические построения должны присутствовать в науке, но их необходимо лишить статуса истинности. Возможно, так нужно понимать высказывания Вернадского.


Может быть, Ганса Дриша постигла неудача от того, что он слишком серьезно относился к философскому наследию Джорджа Беркли и Карла Маркса?
Карл Маркс: «Там, где прекращается спекуляция, т.е. у порога реальной жизни, начинается реальная положительная наука, изображение практической деятельности, практического процесса развития»(«Немецкая идеология»).
По мнению Маркса (и Берклие05), реальная наука представляет собой изображение  практически наблюдаемого процесса развития.  Если Дриш вдруг смог бы наделить энтелехию свойствами, не наблюдаемыми в практическом изучении проявлений энтелехии (т.е. умозрительными свойствами), и попытаться найти в действительности ранее не наблюдаемые, ранее не известные свойства энтелехии, то это бы означало предосудительный, по мнению Маркса, выход за рамки реальной науки, за рамки практически наблюдаемого и вхождение в рамки спекулятивного мышления. Возможно, Ганс Дриш намеренно старался не заниматься натурфилософской умозрительной спекуляцией (т.е. брал пример с Гёте, который уклонялся от умозрительных объяснений реальности, по словам Вернадского).
Здесь уместно напомнить, что Д.И. Менделеев занимался натурфилософской спекуляцией, размышляя о химических свойствах корония и ньютония, и все-таки эти спекуляции оказались пустым пшиком.


Сведения о том, как различные живые существа (например, жабы, черви, тля) появляются из влажного гниющего ила или разлагающихся остатков, обогреваемых солнечным светом, можно найти в древних китайских и индийских рукописях, об этом также рассказывают египетские иероглифы и клинописи Древнего Вавилона. Убеждения в спонтанном зарождении живых существ из неживых материалов было воспринято философами Древней Греции и Рима как нечто само собой разумеющееся. Аристотель приводит в своих сочинениях бесчисленное множество «фактов» самозарождения живых существ. Древние религиозные учения Израиля и Европы не пустили в своих литературных сочинениях на самотек зарождение живых существ. Фома Аквинский писал об организованном порядке сегодняшнего появления некоторых живых существ: большинство паразитов и других бездушных тварей, вредных для сельского хозяйства, зарождаются по воле дьявола, который стремится таким изощрённым образом нанести вред человеку. Флорентийский врач Франческо Реди поставил вопрос на рельсы экспериментальной проверки — он брал два куска мяса, раскладывал их в глиняные горшочки. Но один он накрывал тканью, а другой — нет: через какое-то время он снимал ткань, и обнаруживалось, что ни мух, ни их личинок в гниющем мясе не было, в то время как в другом горшочке с мясом они были. Из этого Франческо Реди в 1668 году сделал вполне закономерный вывод: мухи садятся на гниющее мясо и откладывают в него личинки, в результате чего рождаются новые мухи; сами по себе мухи не зарождаются.  В середине восемнадцатого века Джордж Нидхем пришел к иному выводу. Он кипятил непродолжительное время мясной бульон, сливал его в бутылку, закрывал  пробкой и для верности нагревал ещё раз, выжидал несколько дней, а затем изучал бульон под микроскопом. Мясной бульон был насыщен микробами (мельчайшими зверушками), значит, зарождение живой материи из неживой всё-таки возможно. Лодзаро Спалланцани, узнав об этих опытах, не согласился с выводами и настаивал на том, что Нидхем недостаточно долго кипятит бутылку с мясным бульоном, таким образом, в подливке вполне могут сохраниться маленькие животные. Спалланцани провёл целый ряд опытов, доказывающих, что Нидхем был неправ. Итальянский естествоиспытатель брал множество бутылок с мясным бульоном, некоторые из которых закрывал пробкой, другие же запаивал на огне горелки. Одни он кипятил по целому часу, другие же нагревал только несколько минут. По прошествии нескольких дней Спалланцани обнаружил, что в тех бутылках, которые были плотно запаяны и длительно кипятились, никаких маленьких животных нет,  — они появились только в тех бутылках, которые недостаточно долго прогревались. Таким образом Спалланцани не только доказал несостоятельность концепции самозарождения, но также выявил существование мельчайших организмов, способных переносить непродолжительное  — в течение нескольких минут — кипячение.  Джордж Нидхем выдвинул концепцию о жизненной силе, способной создавать живые организмы из неживой материи, которая уничтожается от длительного кипячения в условиях герметичного пространства (герметичность обеспечивается запаиванием горлышка бутылки с мясным бульоном); если бы в процессе кипячения жизненная сила соприкасалась со свежим воздухом, то тогда  жизненная сила не погибла бы.  В ответ на это Спалланцани провёл ещё один блестящий эксперимент  — он выплавил специальную бутылку с очень узким и длинным горлышком, чтобы затрачиваемое на её запаивание тепло не «выгоняло»  воздух, и давление внутри склянки и за её пределами оставалось одинаковым. Убедившись, что кипячение и остывание мясного бульона в условиях притока свежего воздуха к бульону, с последующим запаиванием горлышка бутылки, приводило к непоявлению мельчайших зверушек, Спалланцани сделал вывод об опровержении концепции Нидхема.  Ответная реакция сторонников теории самозарождения заключалась в утверждении, что для самозарождения мельчайших животных необходим натуральный, ненагретый воздух, содержащий в себе живую силу, и при соприкосновении не подвергнутого нагреванию свежего воздуха с мясным бульоном в нем произойдет самозарождение мельчайших зверушек.  Луи Пастер в 1862 году изготовил весьма необычные колбы — их длинные и узкие горлышки были вытянуты и загнуты книзу наподобие лебединой шеи (S-образно). В эти колбы он наливал мясной бульон, кипятил его, не закупоривая сосуд, и оставлял в таком виде на долгое время.  Открытое горлышко колбы обеспечивало доступ свежего воздуха вместе с якобы существующей жизненной силой, но не давало попадать в бульон частицам пыли, оседавшим в этом особом горлышке. По прошествии времени в мясном бульоне не появлялось ни одного живого микроорганизма, несмотря на то, что ненагретый воздух свободно проникал в открытое горлышко колбы. Ученый предположил, что узкое длинное горлышко оказывает сопротивление движению воздуха, и неподвижный воздух препятствует передвижению мельчайших зверушек; в результате проникающая в горлышко колбы пыль со зверушками оседает на стеклянных стенках раньше, чем достигает питательной среды. Чтобы доказать, что заключенная в колбе питательная среда обладает способностью поддерживать рост микроорганизмов, Пастер сильно встряхивал колбу, так, чтобы бульон ополоснул стенки изогнутого горлышка, и после этого обнаруживалось размножение. До встряхивания в мясном бульоне не наблюдалось самозарождения микроорганизмов, хотя имелся доступ для жизненной силы.  Пастер экспериментально создал условия, которые, согласно концепции Нидхема и его учеников, благоприятны для проникновения жизненной силы к мясному бульону и способствуют такому воздействию со стороны жизненной силы, которое должно привести к самозарождению мельчайших зверушек в мясном бульоне; но самозарождение не произошло.  Выражаясь на философском языке Томаса Куна, при разработке проектов будущих проверочных экспериментов,  Пастер подчинялся стандартам конкурирующей парадигмы.  В институте Пастера в Париже до сих пор сохраняются бульоны Пастера, остающимися стерильными на протяжении вот уже более 140 лет. Сторонники самозарождения не смогли придумать условия, которые не были бы опровергнуты экспериментами. Истощение фантазии у сторонников самозарождения мельчайших животных, прекратило споры по этому вопросу.  Со стороны сторонников самозарождения имелись голословные утверждения, почерпнутые из изменяющихся умственных рассуждений, со стороны противников самозарождения имелись выводы, почерпнутые из изменяющихся экспериментально-практических исследований, и последние опровергали умственные рассуждения.  Которые ошибались, те черпали ошибочное знание из умопостигаемого, из фантазий, из головы; которые не ошибались, те черпали достоверное знание из опытных фактов.  Карл Маркс и Фридрих Энгельс на основании изложенного утверждали, что прогресс науки (в смысле устранения из науки ошибочного и внедрения в науку достоверного) происходит только в случае отказа естествоиспытателей от попыток черпать идеи из собственных рассуждений.  Единственный источник научного знания — лишь эмпирические сведения, получаемые посредством наблюдения и экспериментирования. Взгляд на науку Маркса и Энгельса имел сходство с взглядом Гёте и Вернадского.
В 1804 году парижский повар Франсуа Аппер использовал  метод нагревания с последующей герметизацией для получения первых консервированных продуктов. Таким образом, консервная промышленность явилась одним из побочных результатов долго длившейся дискуссии о самозарождении.
В середине девятнадцатого времени в  химии и физиологии господствовала теория, содержащая положение: только растения способны создавать основные питательные вещества, имеющие сложную структуру, из менее сложных исходных элементов, только растения способны одни питательные элементы превращать в другие питательные элементы. Естествоиспытатели дали животным свойство лишь расщеплять основные питательные вещества, созданные растениями. Клод Бернар в 1848 году усомнился в господствующей теории. Клод Бернал находил у животных вены, подводящие кровь к печени, и вены, отводящие кровь от печени; Бернар вводил в подводящие вены различные виды сахара, растворенные в воде, и определял количество сахара (первоначально — в моче подопытных животных, впоследствии —  в венах, отводящих кровь от печени) и оказывалось, что тростниковый сахар обнаруживается, а глюкоза не обнаруживается.  Применяя более точные методы определения количества сахара в крови, Бернар выявил, что отсутствие сахара в подводящей крови сопровождается наличием сахара в крови, отводящейся от печени. Подопытные животные переводились на белковую диету, т.е. им давали только мясную пищу, из которой исключены малейшие количества всех видов сахара, но тем не менее в крови, отходящей от печени, обнаруживался сахар. Клод Бернар сделал вывод, что печень обладает способностью белок, являющийся основным элементом мяса, превращать в сахар, и накапливать в себе сахар (точнее, ту разновидность сахара, которая названа гликогеном и которая больше похожа на крахмал, чем на сахар). Для обеспечения жизнедеятельности организма, печень находящиеся в ней запасы гликогена преобразует в глюкозу, и исторгает глюкозу в кровь. Бернар выяснил, что воздействие на определенные нервы увеличивает количество глюкозы, вырабатываемой печенью и вносимой в кровь.
Луи Пастер и Клод Бернар публиковали статьи, содержащие отчеты о проведенных экспериментах; в статьях описывались фрагменты природы, и в описаниях имелось только то, что установлено экспериментально.  Пастер и Бернар старательно избегали сообщать в статьях о свойствах фрагментов природы, существование которых не подтверждено экспериментально.  Научные оппоненты Пастера и Бернара поступали противоположным образом — из своего мышления, а не из практики, они выводили идеи, сообщающие о происходящем в природе.
Подход Пастера и Бернала к исследованию природы вызвал одобрительное отношение со стороны Рихарда Авенариуса. Он в своих философских сочинениях указывал, что при выработке научных понятий и публикации статей должно быть сохранено именно то, что показывает себя  достоверным на основании экспериментальной работы;  понятие должно иметь только то содержание, которое возникло из несомненного опыта;  при выработке научных понятий и публикации статей должно быть исключено то, что хотя и известно мыслящему индивиду, но взято не из данных опыта, а привнесено индивидом из собственного мышления и не согласующегося с экспериментами;  данное не через предмет, данное через абстрагирующееся мышление, не должно применяться в научном понятии.   Должен происходить процесс очищения от абстракций, выходящих за рамки наблюдаемого в научной работе (по терминологии Вернадского, от того, что является умозрительной натурфилософией). Чего нет в эксперименте, то не должно быть отраженным в мышлении. Мышление приводит к ошибкам и прорехам, и их можно избегнуть, если до необходимого минимального уровня снизить роль абстракций.  Функция мышления должна состоять в копировании экспериментального материала (и в совершении классификации, посредством выделения видов, родов, классов). Таково научное мировоззрение Авенариуса, и так же Маркса, Энгельса, Богданова, Гёте, Вернадского.  Аналогичного мировоззрения, ограничивающего роль абстракций, придерживался и Беркли (этот вопрос рассматривается в 21-й главе «Физиологический идеализм»).
В книге «Материализм и эмпириокритицизм» В.И.Ленин привел цитаты некоторых философов, характеризующих философские построения Рихарда Авенариуса.  В частности, приведена оценка, данная Оскаром Эвальдом.
«…Авенариус вертится, таким образом, в кругу. Он отправился в поход против идеализма и сложил оружие перед идеализмом накануне открытой военной схватки с ним. Он хотел освободить мир объектов из-под власти субъекта, — и снова привязал этот мир к субъекту.  Мы наблюдаем странное противоречие: с одной стороны, устранение интроекции и восстановление естественного понятия о мире должно вернуть миру характер живой реальности; с другой стороны, посредством принципиальной координации эмпириокритицизм ведет к чисто идеалистической теории абсолютной соотносительности противочлена и центрального члена»(В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.89-90).   
Оскар Эвальд подразумевал, что Авенариус хотел освободить науку из-под власти субъекта, посредством очищения научных понятий от того, что не является копией экспериментального материала, а почерпнуто из головы. Авенариус указал на метод, — метод очищения эмпирического от умственного, — следуя которому, якобы можно устранить огрехи и недочеты, вносимых мышлением в научные понятия.  Однако обнаружились значительные препятствия для совершения очищения, и Авенариус не смог разработать практическую технологию очищения (вероятно, это вызнано тем, что Авенариус не мог дать рекомендации относительно различения, — в момент создания понятий, — почерпнутого из головы и почерпнутого из экспериментального материала). Оскар Эвальд назвал противоречивой философию Авенариуса, и, на первый взгляд, некоторая степень противоречивости имеется, т.к. Авенариус поставил перед собой две цели, с трудом совмещающиеся друг с другом: Авенариус озаботился вопросом об устранении воздействия субъективизма на научные понятия, и вместе с тем Авенариус убеждал научное сообщество в неразрывной связи между субъектом, творящим недочеты и огрехи, и создаваемыми научными понятиями.  Поскольку научные понятия об окружающей среде находятся в зависимости от мышления, создающего недочеты и огрехи, то получается, по концепции Авенариуса, что недочеты и огрехи крепко привязаны к научным понятиям.  Так как понятия зависят от субъективных особенностей индивида, то это накладывает некоторую дымку субъективности на представления и знания, и понятие о мире лишается характера живой реальности.  Индивид не может прыгнуть выше себя, процесс создания знания не может не зависеть от индивида, приобретаемые нами знания не могут не зависеть от человеческого фактора и субъективистических обстоятельств, в условиях которых мы получаем знания, и эта зависимость есть субъективистическая зависимость, характерная для многих идеалистических теорий познания.  Авенариус не смог устранить роль субъекта и построить бессубъектную систему знаний.
Авенариус подробно описал философскую проблему, используя слово «неразрывная», и использование этого слова было расценено Эвальдом как указание на невозможность разрешения проблемы.
В.И.Ленин тщательно анализировал философию Авенариуса и критические комментарии Эвальда, однако мимо внимательного взгляда В.И.Ленина ускользнуло, что обсуждаемая Авенариусом и Эвальдом проблема очищения науки от субъективности, не была проблемой для Менделеева. Проблема очищения науки от гипотез, считалась Менделеевым схоластическим словоблудием. 
Практическая проверка должна очистить знание от полуфиктивной произвольности, должна показать, в каких рамках условия познания влияют на приобретенное знание  —  такова позиция здравого смысла, и с этим соглашался Менделеев. Авенариус был не в ладах со здравым смыслом, и требовал очищения до применения практического критерия истинности. Авенариус был прав, когда требовал выявить и исключить прорехи и недочеты чувствований и разума, которые привнесены (примешаны) человеческой субъективностью; но Авенариус был не прав, когда сделал ставку на уменьшение количества прорех и недочетов посредством уменьшения деятельности ума и прекращения разработки гипотез. Менделеев отбросил философию Авенариуса, и сделал ставку на усиление своей умственной деятельности.
Луи Пастер и Клод Бернар публиковали статьи, содержащие отчеты о проведенных экспериментах; в статьях описывались  фрагменты природы, и в описаниях имелось только то, что установлено экспериментально.  Бернар и Пастер старательно избегали сообщать в статьях о свойствах фрагментов природы, существование которых не подтверждено экспериментально. Если Менделеев серьезно относился бы к материалистично-философским проблемам естествознания, то тогда он проводил бы исследования, подобно Пастеру и Бернару, в соответствии с философией Авенариуса, а именно, старательно избегал бы публикации статей с описанием свойств четырнадцати фрагментов природы, когда существование свойств не подтверждено в опыте.  Четырнадцать научных понятий Менделеева не подвергнуты авенариусовской очистке,  из научных понятий не удалено то, что известно мыслящему индивиду по фамилии Менделеев, но взято не из данных опыта, а привнесено индивидом из собственного мышления и не согласующегося с практической деятельностью. Менделеев не согласился с философией Авенариуса, категорически отвергавшей познание посредством умозаключения от известного к неизвестному.
Учение Авенариуса получило в конце девятнадцатого века значительное распространение среди русских философов, называвших себя материалистами и имевших партийные билеты марксисткой партии. Популярность связана с тем, что учение Авенариуса в некоторых аспектах имело сходство с учением Маркса и Энгельса (в тех аспектах, которые правильно называть берклианством).
В книге «Философия как мышление о мире сообразно принципу наименьшей меры сил» Рихард Авенариус изложил свое понимание науки, основанного на обобщении истории науки:  необходимо отвергнуть умозаключение от известного к неизвестному, как явно бесплодный метод; необходимость отбросить этот метод подтверждается историей естествознания, которая разоблачает ложное в таких попытках, а именно, формальное выдается за материальное, тавтология выдается за действительное обогащение знаний, и потому ни одну из таких попыток история не передала нам неопровергнутой.
С авенариусовским пониманием науки и истории науки согласились Карл Маркс и Фридрих Энгельс, — это заметно из их совместно написанной книги «Святое семейство».  В этой книге Маркс и Энгельс делились своими мыслями по поводу «абстрактной сущности, созданной спекулятивным рассудком», по поводу бесспорно недействительной рассудочной сущности,  которая ошибочно   наделяется способностью производить действительные предметы природы (абстрактная причина якобы производит материальные следствия). Маркс и Энгельс вели речь о том, что спекулятивный философ (или спекулятивный естествоиспытатель) совершает нескрываемо бессмысленные действия, а именно, берет общеизвестные, наблюдаемые в действительности свойства вещей, и с применением абстрактных логических формул мысленно создает мыслительные причины (называемые субстанциями), давая им названия действительных причин (т.е. действительные причины подменяет полуфиктивными выдуманными причинами), наделяя их способностью вызывать возникновение общеизвестных, наблюдаемых в действительности свойств, называемых следствием.  В книге «Святое семейство» Маркс и Энгельс писали, что спекулятивный философ (или спекулятивный естествоиспытатель)  умственными усилиями произвольно создает фантастические причины и им дает название действительных причин, хотя на самом деле нафантазированное не является  изображением действительности.  В написанном Марксом и Энгельс имеется явно слышимый отзвук сочинений Авенариуса и обсуждений научным сообществом произошедшего с теоретическими построениями Штеля.
Конкретное первично, логически-обобщенное вторично, и негоже с помощью вторичного  обосновывать первичное, — разве не об этом рассказывали Маркс и Энгельс в книге «Святое семейство»? Разве материализм состоит не в том, чтобы первичным обосновывать вторичное?  Разве не гегелевским идеализмом названо стремление вторичным обосновать первичное, в книге «Святое семейство»?

Глава 17. Гипотезы: за и против


«Гипотеза есть яд разума и чума философии»(Лавуазье)

«Польза гипотез в том, что они могут предсказывать какие-то новые качественные стороны, относящиеся к таким вещам и явлениям, которые уже давно известны, хотя то, что о них предсказывает гипотеза, еще не было замечено»(Хвольсон)


Этьен Кондильяк в 1749 году издал книгу «Трактат о системах, в которых вскрываются их недостатки и достоинства», в которой затрагивался вопрос о роли гипотез в науке. «К открытию действительных причин исследуемых природных явлений мы никогда не приходим сразу. Сначала на основе предварительно изученных фактов мы выдвигаем первую догадку, проверяем ее на опыте и либо отвергаем, либо исправляем. Затем выдвигаем вторую догадку, касающуюся более широкого круга фактов, и аналогичным образом движемся далее от предположения к предположению, проверяя каждое опытом. Чтобы делать научные открытия, необходимо выдвигать гипотезы; путь к очевидности идет через предположения»(Кондильяк Э.Б., третий том трехтомника Сочинений, с.182).   
Кондильяк говорит о том, что человек дает природе законы, в соответствии с которыми двигаются небесные светила. Само собой разумеется, что даваемые человеком законы представляют собой осколки человеческих мыслей.  «Совершенство земледелия зависит от знания времен года. В силу этого пахарь вынужден был стать астрономом. Чем больше была нужда в изучении движения светил, тем с большей поспешностью он строил предположения, в которых ход светил выступал таким, каким человеку рисовало его воображение.  И он начинал с того, что строил ошибочные системы. Но если его гипотезы не согласовывались с состоянием погоды в различные периоды, то, как бы велико ни было его предубеждение, оно не могло устоять перед наглядной ошибочностью его представлений, в которых движения светил выступали такими, какими их рисовало его воображение. Тогда человек вновь начинал наблюдать, строил новые гипотезы. Опыт исправлял ошибки, и в астрономии совершался прогресс»(Кондильяк Э.Б., «Курс занятий по обучению принца Пармского»).
В 1948 году на съезде академиков от биологии, т.е. на сессии Академии сельскохозяйственных наук СССР,  лидер советских биологов Трофим Денисович Лысенко бросил упрек приверженцам хромосомной теории наследственности в том, что чрезмерное абстрагирование заставило их выйти за границы опыта. «Представлять, что «ген», являясь частью хромосомы, обладает способностью испускать неизвестные и ненайденные в опыте вещества, значит заниматься внеопытной спекуляцией, что является смертью для биологической науки»(Стенографический отчет сессии ВАСХНИЛ, 1948г, с.130).
Неизвестные и ненайденные  в опыте вещества представляют собой осколки человеческих мыслей.  Следуя курсом Кондильяка, генетики-хромосомщики сделали ставку на то, что опыт совершит разделение независимого от мыслей,  и осколков человеческих мыслей. Путь к очевидности проходит через создание и отбрасывание осколков человеческой мысли.
Упреками во внеопытной спекуляции издавна «награждались» те или иные ученые. В середине семнадцатого века возник спор между Декартом и Ньютоном относительно гипотез, не основанных на фактическом материале. Рене Декарт полагал, что допускается выдвигать всякие гипотезы — «Мы вольны предложить любые гипотезы, лишь бы все следствия из них согласовывались с последующим опытом». Исаак Ньютон возражал против этого: «Все то, что не выводится из явлений, должно называться гипотезами, а гипотезам механическим, физическим, метафизическим, скрытым свойствам, — нет места в экспериментальной натурфилософии».
«Наилучший и самый надежный метод овладения знаниями заключается в том, что сначала надо усердно изучать свойства вещей и устанавливать эти свойства при помощи опыта, а затем осторожно переходить к их объяснению»(Исаак Ньютон). Рене Декарт, уверенный в возможности опередить эксперимент,  предложил противоположный метод движения к знаниям, согласно которому ученый сначала при помощи логически-обоснованных рассуждений или математических расчетов предугадывает еще неизвестные свойства вещей и явлений.
Примерно через 200 лет после того, как Декарт обосновал разумность метода гипотез, им воспользовался астрономы. Английский астроном Томас Хасси в 1834 году обнаружил, что фактические результаты наблюдений за траекторией движения планеты Уран не соответствуют теоретически вычисленной траектории, и  высказал предположение о существовании неизвестной планеты, заставляющей отклоняться Уран от «правильной» траектории. Однако Хасси не смог рассчитать траекторию движения неизвестной планеты. В 1845 году немецкий астроном Иоанн Галле составил подробную таблицу координат орбиты Урана в промежутке времени от начала восемнадцатого века до середины девятнадцатого, и Галле подтвердил правдоподобность мнения Хасси о существовании неизвестной планеты, нарушающей «правильную» орбиту Урана;  об этом Галле сообщил многим ученым, в том числе французскому астроному Леверье. Урбен Леверье на основе таблиц движения Урана, составленных Иоанном Галле, рассчитал орбиту неизвестной планеты, и указал то место небосвода, где могла находиться планета в сентябре 1846 года. Получив сообщение от Леверье, Галле направил свой телескоп в указанную точку, но не смог увидеть ничего нового. Иоанну Галле приснился сон, в котором в небе плыла голубая по цвету планета. Следующей ночью Галле стал искать на небосводе голубой цвет.  Он обнаружил объект с голубым свечением, и по характеру движения понял, что это планета. Это произошло 23 сентября 1846 года. В память о сне, в котором появилась планета голубого цвета, Галле стал именовать планету Нептуном, потому что голубой цвет является символом морской стихии.  Так было сделано научное открытие на кончике пера.
Леверье совершил умопостижение орбиты неизвестной планеты, и в умозрительном мышлении Леверье произошел прирост знания о существующем в мире.   Разум утверждает о существовании в природе того, что разум вывел из самого себя и что не выведено из ощущений. Разум Леверье вложил в небосвод траекторию движения неизвестной поанетыв, и разум Леверье утверждал о существовании внеопытной планеты, которую никто никогда не видел. Леверье вложил в ум Галле представление о траектории движения неизвестной планеты.   Галле увидел то, что за несколько месяцев до этого было вложено умственными усилиями Леверье, и произошло превращение умопостигаемого в чувственно-воспринимаемое.  Содержание воспринятого через телескоп глазами Галле есть содержание представлений, одним из мест нахождения которых было сознание Леверье.  При помощи обобщенных абстракций познается нечто, чему подчиняются конкретные материальные факты (например, отклонение реальной траектории движения Урана от вычисленной траектории).
Органы чувств и разум Галле познали то, что являлось продуктом разума Леверье.  Разум познает то, что является созданием (продуктом) разума. Продукты разума находятся внутри черепной коробки, и продуктам разума зачастую соответствует нечто материальное, находящееся вне черепной коробки (и в некоторых случаях воспринимаемое органами чувств).
«Человеческая голова потребовала, чтобы найденные умом положения были признаны также основой человеческого созерцания»(Фридрих Энгельс, «Диалектика природы»).
Найденные умом Леверье теоретические положения стали основой созерцания, совершенного Галле.  В 1846 году возник новый объект познания, и его возникновение объясняется умственной деятельностью Урбена Леверье (посредством логического применения рассудка, сотворилось формирование предмета опыта).
Иосиф Дицген высказал фразу:  «Рассудок исследует причины, которые на опыте не могут быть узнаны».   
Дицген совершил небольшую ошибку. Рассудок Леверье исследовал причины, и во время исследования причин они не были узнаны на опыте; однако Галле узнал причины на опыте.
Невидимая до 1846 года планета Нептун оставляла видимые следы, которые отчетливо были замечены в 1834 году. Плеханов мобилизовал свою незаурядную силу воли и сделал вид, что влияние Нептуна на орбиту Урана не подтверждает принцип Канта о неощущаемом субстрате ощущаемого.
Математические расчеты Леверье не могут считаться причиной того, что обнаружено через телескоп, но могут считаться причиной обнаружения через телескоп.
Если считать обнаружение зависимым от математических операций, произведенных субъектом по фамилии Леверье, то будет иметь место низкопоклончество перед субъективизмом.  Если считать обнаруженное не зависимым от математических операций, произведенных субъектом по фамилии Леверье, то этим будет достигнут высокий уровень объективности и устранение момента субъективности. Примерно так мыслил Ленин.
Обнаружение Нептуна решило конфликт между методом Декарта и методом Ньютона в пользу метода Декарта. Однако эта победа была временной. Против непомерного преувеличения роли размышлений при поиске неощущаемого (которое является субстратом ощущаемого) выступил крупнейший философ Фридрих Энгельс. Он установил, что декартовский метод гипотез был подвергнут критике Этьеном Кондильяком, т.к. движение мысли от конкретного к абстрактному и обратно, от абстрактного к конкретному, является пустым занятием; построение теорий, содержание которых выводится из рассудочных сущностей, никаких новых знаний дать не может.
Энгельс пришел к выводу, что Кондильяк был прав, и гипотезы (созданные в неподходящее время, когда новые факты еще не появились и новые факты не требуют пересмотра представлений, базирующихся на старых актах) приносят вред. Фридрих Энгельс писал: “Форма старого излюбленного идеологического метода, называемого также априорным, согласно которому свойства какого-либо предмета познаются не путем обнаружения их в самом предмете, а путем логического выведения их из понятия предмета. Сперва из предмета делают себе понятие предмета; затем переворачивают все вверх ногами и превращают отражение предмета, его понятие в мерило… …Философия действительности оказывается… выведением действительности не из нее самой, а из представления”(Ф.Энгельс, «Анти-Дюринг», Сочинения, т. 20, с.97).   
Сперва создается несамостоятельное понятие, представляющее собой подробное описание наблюдаемого.  Содержание несамостоятельного понятия формируется путем обнаружения свойств в самом предмете, через всестороннее рассмотрение предмета.  Затем мысленно создается новое понятие — понятие о причине, и это понятие является самостоятельным понятием, изображающим то, что совершенно не похоже на действительное, входящее в состав несамостоятельного понятия. Не похожее на действительность —  это значит вынести вещь за рамки действительного, заключить вещь в рамки недействительного.  Ставится вопрос: как вещь будет выглядеть в других условиях, в которых ее еще никто не рассматривал? Мышление отрывается от действительности и создает фантастическое понятие о причине; понятие о причине используется как мерило, чтобы в природе найти материальный предмет, соответствующий понятию о причине. Если быть более точным, то создается не одно самостоятельное понятие, а несколько самостоятельных понятий, поскольку они имеют произвольный характер из-за неспособности несамостоятельного понятия направить мышление в правильном, единственном направлении. На основании нескольких самостоятельных понятий прогнозируются результаты проверочных экспериментов, и проводимые эксперименты позволяют выбрать одно самостоятельное понятие, наиболее точно предсказавшее реально наблюдаемое в экспериментах.
«…выводим предмет опыта из воображаемого предмета  идеи…»(И.Кант).  Через созерцание  становится ощущаемым и достоверным то, что раньше было воображаемым.
Представление о свойствах экаалюминии стало мерилом для организации поисковых опытов,  направленных на обнаружение материального экаалюминия.  Через создание субъективного представления о свойствах экаалюминия достигнут объективный экаалюминий. Практика смогла выковырять объективное из произвольно-субъективного.  Действительность понимается в процессе проверки выведенного из представления. Напрасно Фридрих Энгельс не согласился с «философией действительности», согласно которой происходит выведение действительности не из нее самой, а из представления.
Георг Штель обнаружил в предметах свойства превращаться в газ, изменять прозрачность, цвет, температуру, плотность, прочность. Из своего мышления  Штель логически вывел свойства флогистона, не имеющие никакого сходства с практически наблюдаемыми свойствами изменять прозрачность, цвет, температуру, плотность, прочность.  Штель логически обосновал еще не наблюдаемое свойство флогистона — при сгорании флогистона не образуется пепел и зола.  Все известные предметы сгорают с образованием пепла, и это было действительностью, но Штель вышел за границу действительного, и настаивал на наличии у неизвестного флогистона диковинного свойства.  Свойство теоретического флогистона сгорать без образования пепла Штель использовал как мерило при поиске в природе предметов, не образующих пепла при сгорании.  Искомое свойство сгорать без образования пепла, не было выведено из действительности, поскольку в действительности не наблюдается сгорание без пепла. Указанное свойство флогистона могло быть выведено только из представления, из головы.  Георг Штель использовал идеал-априорный метод исследования природы.
Критика Этьеном Кондильяком и Фридрихом Энгельсом идеал-априорного метода исследования природы произвела сильное впечатление на немецкого химика Лотара Мейера. Он и русский химик Менделеев независимо друг от друга разработали периодические системы химических элементов. На основании периодической химической таблицы, Д.И.Менделеев предсказал существование экабора, экаалюминия, экасилиция, двимарганца, экатантала и др. Для этих элементов Менделеев нарисовал пустые клетки. И впоследствии пустые клетки были заполнены. Но Мейер, разработав похожую систему химических элементов (не таблицу, а колеблющуюся кривую линию на графике), не предсказал ни одного химического элемента, потому что Мейер, как он сам выразился, предостерегал себя от «очень соблазнительных вымыслов в отношении существования и свойств элементов, которые еще не открыты». Он подавил в себе соблазн предсказать свойства нескольких неизвестных химических элементов, хотя разработанное им графическое изображение позволяло это сделать. Мейер оробел перед произволом, Мейер знал о запрете (вызванного страхом компрометации науки через произвол естествоиспытателей) Энгельса на выведение свойств не из самого предмета, и поэтому отказался выводить свойства еще не открытых химических элементов из графика. Мейер подавил в себе соблазн выйти за границы действительного, из-за опасений, сформулированных Богдановым посредством фразы  «попытки выйти за пределы опыта приводят на деле только к пустым абстракциям и противоречивым образам, все элементы которых брались все-таки из опыта». Мейер создал несамостоятельное понятие, описывающее (и упорядочивающее для достижения удобства) свойства 63 известных химических элементов, и побоялся перейти к самостоятельному понятию, описывающего свойства еще неизвестных элементов, сверх 63 известных элементов.
Мейер пошел по накатанному пути, указанному Ньютоном и Энгельсом, и он имел некоторые достижения на научной ниве. Менделеев пошел по узкой тропинке, протоптанной Декартом и Леверье, и он приобрел лавры выдающегося ученого.
Лотар Мейер побоялся осрамиться  из-за необнаружения в природе химических элементов, существования которых Мейер мог предсказать. Мейер остерегся скомпрометировать себя  ошибками, которые могли быть выявлены, если бы он сделал предположения о неизвестных химических элементах. Хорошо было известно, как посредством выявления ошибок были скомпрометированы Клавдий Птолемей, Георг Штель, Исаак Ньютон и легион других естествоиспытателей. Мейер хотел прослыть серьезным ученым, т.е. ученым, к которому А.И.Герцен мог бы высказать свое одобрение. Мейер действовал по рекомендации Герцена — не искать подтверждение наперед заданной мысли, не формулировать наперед заданные мысли.  Мейер действовал по рекомендации Ньютона — гипотез не измышлять.   Мейер не хотел предстать в роли создателя шаткого, личного, субъективистического, неудовлетворительного, порождающего скептицизм теоретического построения. Мейер решил подчиниться материалистической теории познания, настаивающей на построении такого знания, которое не может быть разоблачено как ошибочное, шаткое, субъективистическое, неудовлетворительное, порождающее скептицизм, вносящее совершенно ненужный элемент агностицизма. Мейер угодил идеям, распространяемых материалистами, не создал самостоятельное понятие,  сохранил диалектическую связь между материальным объектом и понятием.
Мейер и Франклин не допустили ни одной научной ошибки. Менделеев допустил несколько научных ошибок, например, ошибочно предсказал существование таких несуществующих умозрительных химических элементов, как короний и ньютоний. Он поступил не так, как требовал Энгельс, — Менделеев вывел свойства экаалюминия, экабора, корония, ньютония не из действительных экаалюминия, экабора, корония, ньютония, а из самостоятельных понятий об этих химических элементах. 
Философскую позицию Мейера и Франклина поддержал  Б.М.Кедров, в середине двадцатого века заявивший о том, что естествоиспытатели должны оказывать сопротивление неоправданному выходу научной мысли за пределы твердо установленных фактов, в область умозрительных натурфилософских построений.
Не выходить за пределы фактов — это значит считать, что исследуемая вещь имеет только те свойства, которые обнаружены органами чувств и научными приборами, и вещь не обладает свойствами, недоступными для применяемых научных приборов.
Вероятно, что под умозрительными натурфилософскими построениями Кедров подразумевал следующее.  Когда мореплаватели теряют ориентировку в открытом море, то они используют луну для определения своего местонахождения и надлежащего направления дальнейшего движения. Вокруг Сатурна вращается несколько десятков лун, и восемь крупнейших из них имеют названия Титан, Диана, Янет, Рея, Тефия, Феба, Мимас, Гиперион. Мореплаватели, бороздящие морские просторы Сатурна, могут ориентироваться по восьми крупным сатурнианским лунам, и это означает, что мореплавателей на Сатурне в восемь раз больше, чем на Земле, имеющей только одну луну. Поскольку мореплавателей больше в восемь раз, то и кораблей больше в восемь раз. Для кораблей на Сатурне требуется в восемь раз больше канатов, чем кораблям на Земле. Канаты выделают из растения, называемого коноплей, и для выращивания конопли необходимо задействовать в восемь раз больше полей, чтобы канатов хватило для всех сатурнианских кораблей.  Следовательно, нужно считать правильной точку зрения о том, что на Сатурне имеется в восемь раз больше полей для возделывания конопли, чем на Земле.
Стабильное движение  Меркурия внутри искаженного пространства-времени проецируется на пространство с изолированным временем как нестабильное движение планеты, как перемещение по медленно вращающемуся эллипсу.
В 1850 году немец Вильгельм Вебер разработал формулу, описывающую эффекты взаимодействия электрических зарядов, движущихся относительно друг друга; в формулу входил коэффициент, имеющий смысл скорости. В момент сочинения формулы было неизвестно, какую величину имеет скоростной коэффициент. Вебер создал гипотезу о том, что скоростной коэффициент может быть равен скорости света, и подготовил приборы, необходимые для измерения такой высокой скорости. В 1856 году Вебер провел эксперименты, и оказалось, что коэффициент приблизительно равен скорости света. Из этого был сделан вывод, что при благоприятных условиях электрический заряд способен развить скорость, близкую к скорости света.
В 1862 году англичанин Джеймс Максвелл теоретически обобщил накопившиеся сведения об электричестве и магнетизме, и  пришел к выводу, что свет представляет собой электромагнитные волны; Максвелл предсказал существование электромагнитных волн, не являющихся светом и не воспринимаемых органами чувств. Такие волны могут, как предположил Максвелл, возникать при работе телеграфа,  и телеграфные сигналы могут распространяться в пространстве без помощи проводов (со скоростью, выявленной Вебером). На протяжении двадцати шести лет это предположение оживленно обсуждалось в научных кругах, и в 1888 году немец Генрих Герц подвел черту под обсуждениями, создав беспроволочный телеграф, действующий на расстоянии 2 метра.
Максвелл совершил умопостижение, и произошел прирост знания о существующем в мире.  Максвелл вложил в голову Герца представление о беспроволочном телеграфе, и Герц обнаружил вложенное Максвеллом.  Вложенное имело психический характер, но обнаруженное оказалось материальным. Разум Герца познал то, что подсказано разумом Максвелла. Разум познает то, что является созданием разума.
Максвелл вышел за пределы опыта, Герц подтянул опыт к тому месту, которое раньше находилось за пределами опыта.
Молчаливо подразумевается, что познание с помощью разума Америки, или Австралии, или Антарктиды не означает, что указанные объекты являются созданием разума Колумба, Кука или иного мореплавателя.
Было сделано заключение, что при физическом или химическом исследовании замечается только то, что предварительно создано человеком («Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.270). Человек по фамилии Максвелл предварительно создал умозрительное представление об электромагнитном поле, человек по фамилии Герц обнаружил при помощи радиоприемника электромагнитное поле, излучаемое радиопередатчиком.
Умозрительное представление Максвелла в руках Герца превратилось в эмпирическую закономерность.
В 1878 году Хендрик Лоренц разработал теорию, согласно которой молекулы имеют вытянутую форму и на концах молекулы сосредоточены противоположные электрические заряды.   Вытянутые молекулы совершают колебательные движения. Такую теорию подсказал эффект изменения плоскости поляризации света под воздействием магнитного поля. Из теории вытекало предположение о таком изменении движений молекул под влиянием магнитного поля, при котором изменяются спектральные линии. В 1895 году нидерландский физик Питер Зееман провел эксперименты, и предсказанное действительно было обнаружено: количество спектральных линий в излучении, исходящего от раскаленных паров натрия, становилось значительно больше, когда вблизи паров натрия помещали сильный магнит. Возникали новые спектральные линии на новых частотах, вблизи «обычной» частоты, т.е. вблизи частоты линии при отсутствии магнитного поля. Без воздействия магнита раскаленные пары натрия излучают желтый цвет. При воздействии магнитного поля газообразный натрий излучает желтый цвет, зеленовато-желтый цвет, и оранжевато-желтый цвет. Расстояние между «обычной» линией и новыми линиями зависела от интенсивности магнитного поля.
Эксперименты Зеемана доказали правильность умозрительного предположения, согласно которому внутри вещества имеются мельчайшие частицы с отрицательным электрическим зарядом, называемые электронами, и их движение определяет тот или иной вид спектра, изменение длины волны излучаемого света.  Теория Лоренца непротиворечиво объясняла излучение невидимого света, называемого рентгеновским излучением, вызванного уменьшением скорости движения электронов внутри рентгеновского аппарата, объясняла изменение траектории луча света под воздействием электрического или магнитного заряда. Теория Лоренца, являясь умозрительным продуктом человеческого ума,  после проведения эксперимента Зеемана и других экспериментов, стала полагаться реалистичной и утратила свойство умозрительности.  Умозрение заменено эмпирическими закономерностями.
В 1915 году русский инженер Михаил Васильевич Шулейкин теоретически указал на возможность существования боковых полос прерывистого формирования электрического тока.  Но многие специалисты ему не поверили. Даже известный английский ученый Д.Флеминг (крупнейший изобретатель в области радио, создатель вакуумного диода) категорически отрицал боковые полосы. Дискуссия о реальности боковых полос тянулась долго, пока советский ученый Л.И.Мандельштам не собрал чрезвычайно простую схему из телеграфного ключа и язычкового измерителя частоты электрического тока (прибор имел несколько язычков, каждый из которых мог входить в резонанс на определенной частоте), и включил их в обычную электрическую сеть. При длительном нажатии на телеграфный ключ (при непрерывной подаче электрического тока) трепетал только один язычок, входящий в резонанс при частоте 50 колебаний в секунду.  Это означало, что прибор обнаружил только один вид электрического тока, только ток с частотой 50 колебаний в секунду.  При частом включении и выключении телеграфного ключа приходили в движение как язычок, расположенный напротив цифры 50 колебаний в секунду, так и соседние язычки (48, 49, 51, 52 колебаний в секунду). После экспериментального подтверждения гипотезы, Флеминг  признал реальность полос, находящихся с левого бока (48, 49 колебаний в секунду) и с правого бока (51, 52 колебаний в секунду).  Флеминг согласился с тем, что в экспериментальной установке присутствуют пять видов электрического тока.
Шулейкин и Мандельштам  шли к открытию декартовским путем: сначала Шулейкин разработал умозрительную натурфилософскую гипотезу,  дающую знание о возможных свойствах и особенностях боковых частот, и только после этого Мандельштам приступил к установлению того, существуют ли на самом деле боковые частоты.  Свойства  предмета Шулейкин познал не путем обнаружения их в самом предмете, а путем логического выведения их из понятия предмета.  М.В. Шулейкин не хотел становиться серьезным ученым, подобным Мейеру и Франклину, не занимавшихся выходом за границы известного и построением умозрительных идей о неизвестном (скрытом), т.е. ученым, к которому А.И.Герцен мог высказать свое одобрение.  Шулейкин предстал в роли разработчика шаткого сомнительного теоретического построения,  проверка которого могла окончиться неудачей.   А.И.Герцен понимал достоверность науки в таком ракурсе, что высказывания ученых не должны вызывать сомнений. Высказывание Шулейкина вызвало сомнения у Флеминга.
«Иначе, как через ощущения, мы ни о каких формах вещества и ни о каких формах движения, ничего узнать не можем»(В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.320).  В.М. Шулейкин узнал о свойствах боковых полос прерывистого формирования электрического тока при помощи своего мышления за несколько лет до того, как Мандельштам при помощи органов чувств обнаружил колебания язычков измерительного прибора, располагающихся возле цифр 48, 49, 51, 52. Шулейкин узнал о свойствах материального природного явления не из экспериментов, проводимых Мандельштамом. Шулейкин опроверг точку зрения Ленина.  Шулейкин вложил в ум Мандельштама представление о боковых частотах (о превращении одного вида электрического тока в пять видов тока), и это определило схему построения экспериментов, в которых обнаружены колебания язычков, находящихся в язычковом измерителе частоты. Мандельштам увидел проявление  материальной субстанции, представление о которой ранее было вложено Шулейкиным в ум Мандельштама. Человек видит и познает то, что прежде было вложено размышлениями (вложено представление относительно месторасположенного в окружающем мире). Разум познает то, что является созданием разума.
Сначала Шулейкин вышел за пределы опыта, потом Мандельштам подтянул опыт до того места, которое во время умозрительного открытия Шулейкина считалось находящимся за пределами опыта.
В книге «Нищета философии» Карл Маркс написал, что абстрактно мыслящие исследователи воображают, что они занимаются анализом, когда размышляют над абстракциями,  приводящими к логической категории «субстанция»; но в действительности они просто топят реальный мир в мире логических категорий. 
Л.И.Мандельштам не поверил К.Марксу, не считал, что М.В. Шулейкин потопил реальный мир в мире логических категорий, и после проведения экспериментов Мандельштам пришел к выводу о правильности размышлений Шулейкина над абстракциями, над субстанциями. Неизвестный ранее материальный объект всплыл на поверхность из темных глубин логических категорий. Материальные боковые полосы имеют содержание, позаимствованное из содержания логических категорий. Мандельштам не поверил Марксу в вопросе о том, что постигаемое при помощи психических абстракций имеет абстрактно-психический характер.
Польза от гипотез очевидна. Но только не для Ленина.  Согласившись с негативным отношением Маркса и Энгельса к гипотезам и стремясь подчеркнуть свою преданность идеям основоположников марксизма, В.И.Ленин решил и сам облить грязью  метод гипотез. Вождь мирового пролетариата вознамерился объявить этот метод бесплодным: «Это самый наглядный признак метафизики, с которого начинается всякая наука: пока не умели приняться за изучение фактов, сочиняли общие теории, всегда остававшиеся бесплодными. Метафизик-химик, не умея еще исследовать фактических химических процессов, сочинял теорию о том, что такое за сила химическое сродство. Метафизик-биолог толковал о том, что такое жизнь и жизненная сила. Метафизик-психолог рассуждал, что такое душа. Нелеп тут уже сам прием»(В.И.Ленин, ПСС, том 1, с.142).
Пока Менделеев не умел приняться за изучение экаалюминия, еще не открытого, он сочинил общую теорию (таблицу Менделеева) и толковал о том, какие свойства может иметь экаалюминий (валентность 3,  плотность 6, атомный вес 68, низкая температура плавления, атомарная кристаллическая решетка, летучесть хлорида, легкая растворимость оксида экаалюминия). Неужели такой метод бесплоден? Неужели гипотеза Лоренца о влиянии магнитного поля на излучение электрически заряженных молекул была нелепой? Напрасно ли Максвелл предсказывал беспроволочный телеграф и радиосвязь? Потратил ли зря время Вебер, когда создавал формулу, подсказавшую технологию проведения эксперимента для измерения максимально-возможной скорости электрического заряда?
Урбен Леверье на основе таблиц движения Урана, составленных Иоанном Галле, рассчитал орбиту неизвестной планеты (сконструировал таблицу, указывающую на время прохождения неизвестной планеты вблизи некоторых звезд на небосводе), и предложил использовать сконструированный результат вычислений как основу для наблюдения за неизвестной планетой. Такой метод исследования природы является идеалистическим методом.  «Конструировать результаты в уме, исходить из них как из основы…это и есть идеализм»(Ф.Энгельс, «Анти-Дюринг»).
Фанатическая убежденность в реакционности и идеалистичности метода гипотез заставляла советских философов весьма и весьма презрительно относиться к нему. Иллюстрацией к этому являются цитаты из трудов советских философов: «Мы знаем, что ни одно явление не может быть предсказано до опыта»(Богомолов),  «Физик не способен идти впереди эксперимента, предсказывать качественно новые явления»(Андропов), «Мышление не открывало и не может открыть принципиально новые формы взаимодействия (законы), неизвестные нам из практической деятельности»(Кальсин).
«Научное истолкование не может противоречить показаниям практики человечества. Это — аксиома марксистко-ленинской теории познания» (Кальсин).  Кальсин ошибается вместе с марксизмом-ленинизмом. Разрабатывая периодическую систему химических элементов, Менделеев одним росчерком пера (без проведения опытов!) переделал установленный практикой атомный вес урана (120 атомных единиц) на 240 атомных единиц, атомный вес бериллия (13,5) на 9,4, вес индия (75,6) на 113, вес тория (110) на 232, а практически обнаруженный вес цезия (52) переписал на 138. Сделанное Менделеевым истолкование веса противоречило показаниям практики, но тем не менее ученый не ошибся. Именно такими оказались перечисленные элементы после более точного измерения.
«…характерной чертой ряда разделов современной физики является нескончаемые поиски истинных уравнений: когда физики-теоретики отрицают объективную реальность и развивают теорию только путем модификации каких-то исходных уравнений, они лишают себя возможности обращаться к бесконечному содержанию внешнего мира, стремятся к невозможному — выведению содержания явлений формальным путем, из абстрактных формул»(Владимир Николаевич Игнатович,  один из трех последних марксистов-гносеологов двадцать первого века, написавший книгу «Введение в диалектико-материалистическое естествознание»).
Почти все, что содержит эта фраза Игнатовича, является правдой. Сущность метода гипотез заключается в создании абстракций, имеющих две особенности — во-первых, они богаты фантазиями, почерпнутых из разума,  и во-вторых, они бедны практическим содержанием; из фантазий выводится гипотетическое представление о содержании природных явлений и о содержании ранее неизвестных эффектов, продумывается схема будущего эксперимента, и проводится эксперимент.  Игнатович правильно описал начальный этап разработки гипотезы, и при этом выразил недовольство тем, что естествоиспытатели начинают создавать гипотезу. Игнатович — верный продолжатель философских традиций, направленных против метода гипотез.
   В 1974 году американский микробиолог Адлер изучал механизм движения кишечной палочки и других бактерий. Адлеру удалось отсечь от бактерий несколько тысяч хвостиков, посредством которых происходит передвижение бактерий. Отрезанные хвостики ввели в тело кролика, через укол в вену, и организм кролика начал борьбу против инородных тел: в крови появились антитела, которые охватывали хвостики клейким веществом.  Из крови кролика выделили антитела и прикрепили к стеклу. Адлер поместил стекло в сосуд с жидкостью, в которой имелось большое количество бактерий. Некоторые бактерии сталкивались со стеклом и их хвостики приклеивались к антителам. Адлер наблюдал через микроскоп за этими бактериями, и он заметил, что бактерии возле стекла вращаются вокруг своей оси. Это подтвердило предположение о том, что движение бактерий осуществляется посредством винтообразного вращения спирального хвостика. Впоследствии было установлено: если спиралевидный хвостик вращается по часовой стрелке, то бактерия плывет хвостом вперед, а если вращение хвостика происходит против часовой стрелки, то хвостик обращен назад по ходу движения.
Эмпирические сведения о том, что бактерия плывет хвостом вперед при вращении хвоста по часовой стрелке, Адлер мог получить исключительно на основании гипотезы о вращении хвостика. При отсутствии гипотезы невозможно было бы организовать эксперимент. Адлер опроверг утверждения материалистов о том, что явление не может быть предсказано до опыта, что естествоиспытатель не способен идти впереди эксперимента, предсказывать явления.
Не будет лишним привести точку зрения Андре Ампера о принятии мер для предотвращения отрицательных последствиях применения гипотез. «Начать с наблюдения фактов, ... сопровождая эту первоначальную работу точными измерениями, чтобы вывести общие законы, основанные всецело на опыте ... независимо от каких-либо предположений о природе сил ... — вот путь, которому следовал Ньютон. ... Этим же путем руководился и я во всех моих исследованиях электродинамических явлений. ... Я искал ответа единственно в опыте, и я вывел отсюда формулу, которая одна только может выразить силы, вызывающие указанные явления. Я не сделал ни одного шага к изысканию причины, ... будучи убежден в том, что всем подобным изысканиям должно предшествовать чисто экспериментальное познание законов. Эти законы должны затем служить единственным основанием для вывода формулы... Хотя этот путь — единственный, который может привести к результатам, не зависящим от всяких гипотез, тем не менее физики..., по-видимому, не оказывают ему ... предпочтения»(Андре Ампер). 
В.И.Ленин написал про П.С. Юшкевича: «…если бы сей субъект имел хоть чуточку уважения к печатному слову, то он видел бы идеалистический вообще и кантианский в частности характер идеи о том, будто могут быть положения, не из опыта взятые, и без которых невозможен опыт»,   «…выведении тех или иных «условий опыта», тех или иных принципов, постулатов, посылок из субъекта, из человеческого сознания, а не из природы. Прав был Энгельс, когда он говорил, что не в том суть, к какой из многочисленных школ материализма или идеализма примыкает тот или иной философ, а в том, берется ли за первичное природа, внешний мир, движущаяся материя, или дух, разум, сознание и т. п.» («Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.180 и 171).
Нельзя брать за первичное разум. Нельзя брать за первичное выведенное из разума. Процесс обнаружения происходящего во внешнем мире начинается с зазубривания философского принципа «мысли возникают от единственного источника, представляющего собой воздействие бытия на органы чувств».
   М.В. Шулейкин не проводил опыты и не мог взять из опытов положение о боковых полосах прерывистого формирования электрического тока (о превращении одного вида электрического тока в пять видов электрического тока). Шулейкин из своего разума вывел указанное положение. Без этого положения был невозможен опыт Мандельштама, который весьма часто включал и выключал прибор, измеряющий частоту колебаний электрического тока, и включенного в обычную электрическую розетку.  Условия опыта, и объяснение результатов опыта, были осмысленны до того, как начался опыт Мандельштама, и поэтому условия и объяснение не были выведены из природного явления, а предшествовали наблюдению за природным явлением. Шулейкин и Мандельштам примкнули к кантианскому идеализму.
Шулейкин смог создать в своей голове представление о боковых полосах телеграфной модуляции, хотя боковые полосы не воздействуют на органы чувств.  Леверье смог создать в своей голове представление о траектории движения неизвестной планеты, хотя планета не воздействовала на органы чувств. Менделеев создал в своей голове представление о четырнадцати еще не обнаруженных химических элементах, хотя они не воздействовали на Менделеева.  Лоренц смог создать в своей голове представление об изменении спектра под воздействием магнитного поля, хотя измененный спектр не воздействовал на органы чувств. Лауэ смог создать в своей голове представление о длине волны рентгеновских лучей, хотя длина волны рентгеновских лучей не воздействует на органы чувств. Гильберт смог создать в своей голове представление о магнитных линиях, идущих от южного магнитного полюса Земли к северному магнитному полюсу Земли, хотя магнитные линии не воздействуют на человеческие органы чувств. Можно привести тысячу примеров создания учеными представлений о том, что не воздействует на органы чувств. Трудно убедить ученых в идеологической неприемлемости разработки положений, не из опыта (ощущений) взятых, и предназначенных для проведения проверочных опытов, после того, как ученые тысячу раз создавали в своих головах положения о том, что не может быть взято из ощущений, и десятки тысяч раз проводили проверочные опыты, которые невозможно провести без заранее разработанных положений.
Ученый совет физического института АН СССР в решении от 9 февраля 1953 года «О философских ошибках в трудах академика Л.И.Мандельштама» разоблачил уклонение академика в идеализм.  «В ряде лекций академика Л.И. Мандельштама последовательно проводится махистская точка зрения на сущность и роль понятий и определений в физике. Так,  на стр. 180 читаем: «Целый ряд понятий не познается, а  о п р е д е л я е т с я  для познания природы». Известно, что научные абстракции и определения являются результатом обобщения накопленных знаний.  Очевидно, что, изучая явления природы, мы познаём не наши понятия, а окружающий нас мир, объективно существующий, независимо от устанавливаемых нами понятий. Сами понятия устанавливаются на основе накопленных знаний и поэтому утверждения, что целый ряд понятий не познаётся, а   о п р е д е л я е т с я   для познания природы — ошибочно».
В 1545 году Иероним Кардано (изобретатель карданного вала) написал книгу «Великое искусство, или об алгебраических правилах», в 1572 году Рафаэль Бомбелли написал книгу «Алгебра».  Эти два ученых включили квадратный корень из минус единицы в математическое описание природных процессов. Ученые не смогли обосновать правильность математической формулировки, посредством указания на конкретный эмпирический материал, из которого почерпнута математическая формулировка. В распоряжении Кардано и Бомбелли не было эмпирического материала,  обобщение которого можно было бы рассматривать как эмпирическое основание определения «квадратный корень из минус единицы».   В науку вводятся определения, не являющиеся (индуктивным или иным) обобщением эмпирического материала.
Кардано и Бомбелли не из опыта взяли определение «квадратный корень из минус единицы», и это определение не имело опытного или эмпирического обоснования.   Мандельштам был прав, когда указал о введении в науку необычных определений, которые познаются не так, как познаются обычные определения (посредством обобщения эмпирического материала и почерпывания оттуда абстрактных определений).
Шулейкин разработал понятие о боковых полосах, и Мандельштам исследовал это понятие для установления достоверности, путем выведения из понятия логически обоснованного следствия о колебании язычков прибора, измеряющего частоту переменного тока.  Мандельштам познавал понятие, т.е. убеждался в правильности понятия.  Через познание понятий осуществляется познание и понимание окружающего мира. Познание понятий является заурядной деятельностью в науке, и возражение против этого, высказанное материалистами в 1953 году, свидетельствует о непонимании материалистами процесса научного исследования природы.
Когда понятие берется не из опыта, то понятие является произвольным, и произвольность должна быть выявлена и устранена. Если произвольность не выявлена и не устранена, то понимание окружающего мира оказывается фальшивым.
Жолио-Кюри и Чедвик домыслили гамма-лучи и нейтроны,  и это домысленное очень слабо связано с показаниями органов чувств (наблюдением за стрелками измерительных приборов, показывающими силу энергетических потоков),  Показания органов чувств не создают каких-либо препятствий для того, чтобы объявить об объективном существовании гамма-лучей или нейтронов. Показания органов чувств не выявляют произвол, совершенный при домысливании. Здравомыслящий ученый отдает себе отчет в том, что домышленное является произвольным, и, в этом смысле, не является познанием. Домышленное не является познанием, и предназначено для дальнейших исследований с целью познания природы. Домышленное — не познание, но удобно для познания.


Трудности с обнаружением произвола, возникающего при домысливании, подвигли Рихарда Авенариуса разработать философию, избавляющую науку от домысливания.
«В своих «Пролегоменах к «Критике чистого опыта»» (1876 год) Авенариус уже в предисловии отмечает, что название «Критика чистого опыта» указывают на его отношение к кантовской «Критике чистого разума»… В чем же состоит этот антагонизм Авенариуса к Канту? …он очищает кантианство от допущения субстанции…которая, по мнению Авенариуса, «не дана в материале опыта, а привносится в него мышлением».   …развитие немецкой классической философии сразу же после Канта создало критику кантианства как раз в таком именно направлении, в каком повел ее Авенариус. Это направление представлено в немецкой классической философии Шульце-Энезидемом, сторонником юмовского агностицизма, и И. Г. Фихте, сторонником берклианства, т. е. субъективного идеализма. Шульце-Энезидем в 1792 году критиковал Канта именно за допущение… вещи в себе. Мы, скептики или сторонники Юма, — говорил Шульце, — отвергаем вещь в себе, как выходящую «за пределы всякого опыта»… Так же,  только еще более решительно,  критикует Канта субъективный идеалист Фихте…  Фихте видит вопиющую непоследовательность Канта и кантианцев в том, что они допускают вещь в себе, как «основу объективной реальности»…  Агностики и идеалисты ставили Канту в вину его допущение вещи в себе, как уступку…«наивному реализму»…  Образчиками первого рода критики служат в истории классической немецкой философии юмист Шульце и субъективный идеалист Фихте. Как мы уже видели, они стараются вытравить «реалистические» элементы кантианства» (В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.203-207).
«О «вещи в себе» нашими махистами написано столько, что если бы это собрать вместе, то получились бы целые вороха печатной бумаги. «Вещь в себе» — настоящая bête noire  Богданова и Валентинова, Базарова и Чернова, Бермана и Юшкевича. Нет таких «крепких» слов, которых бы они не посылали по ее адресу, нет таких насмешек, которыми бы они не осыпали ее»(В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.97).
Иоганн Фихте и многие другие понимали философию Канта как учение о двойственности окружающего мира: 1) объективная реальность, данная в ощущениях,  2) основа объективной реальности, не данная в ощущениях и привносимая фантазирующим мышлением. Другими словами, мир следствий и мир причин. Мир следствий легкопознаваем, мир причин труднопознаваем (потому что причины не даны в материале опыта, и приходится домысливать причины). Когда Рихард Авенариус выступил против субстанции, то он подразумевал материальные причины, вызывающие природные чувственно-воспринимаемые явления.  Авенариус требовал прекратить поиск причин  природных явлений (т.е. субстанций-основ объективной реальности), так как поиск сопровождался фантазированием (поскольку субстанции-основы не даны в ощущениях, т.е. в опыте, а привносятся фантазирующим мышлением). Познаваемость вне процесса чувственного (именно чувственного!) познания — неприемлемый абсурд.  Объективное должно познаваться объективным способом (т.е. органами чувств), а не субъективным способом (т.е. фантазирующим мышлением).  Рассматривая науку как совокупность твердо установленных фактов, Авенариус не нуждался в том, чтобы в науку кто-то внедрял произвольные фантазии, внедрял познанное вне процесса чувственного познания. Достоверное (т.е. чувственное) познание не может привести к пониманию субстанции или причинности, — писал Рихард Авенариус, — и поэтому необходимо устранить из мировоззрения понятия о субстанции и причинности, не воздействующих на органы чувств.  Цель позитивизма, эмпириокритицизма — освободить мышление от размышлений относительно неощущаемого (по причине произвольности и ошибочности таких размышлений).  Исследователям позволяется размышлять над тем, что обнаружено с помощью органов чувств и научных приборов, но что касается не обнаруженного, то над этим  размышлять запрещается.   Естествоиспытателям необходимо терпеливо дожидаться того момента времени, когда какая-то часть природы соизволит превратиться из неощущаемой в ощущаемую, и станет воздействовать на органы чувств человека (в результате чего появится сенсуальное знание о причинности или субстанции).  Естествоиспытатели должны брать пример с Лотара Мейера и Вильгельма Рентгена, которые не пытались фантазировать (привносить измышленное) о чем-то неизвестном, и тем не менее имели научные достижения.  Философская позиция Авенариуса  имела значительное сходство с философской позицией Буажире и Гольбаха (нельзя исследовать то, что не демонстрирует себя посредством воздействия на органы чувств). Эти философские позиции считались материалистическими позициями, и поэтому нашли своих поклонников в лице Богданова, Валентинова, Базарова, Чернова, Бермана,  Юшкевича.  Противоположные идеалистические позиции заключались в том, что спекулятивным образом создаются в голове фантастические  абстракции, выходящие за пределы опыта, и с их помощью совершаются попытки познать субстанцию или причинность, на органы чувств не воздействующую (на момент создания абстракций), с последующим подтягиванием опыта к тому месту, которое раньше находилось за пределами опыта. Маркс и Энгельс приложили немало усилий, чтобы укрепить материалистические позиции и развенчать идеалистические позиции в вопросе о познании неощущаемой субстанции или неощущаемой причинности.
Максвелл и Шулейкин размышляли над тем, что они не могли ощущать.    Хоть Герц и Мандельштам что-то ощутили, чего до них никто не ощущал,  но это не оправдывает антинаучную деятельность Максвелла и Шулейкина.  Привнесению домысленного — нет!
Авенариус был полукантианцем: ощущения показывают, что проявление является искаженным (произвольным, в некотором смысле), но запрещается мыслить о том, что выходит за рамки ощущений и обладает свойством неискаженности (и на фоне которого проявление осознается искаженным).  Если мысленно представить неискаженное и неощущаемое, то можно было бы проложить путь от искаженного к неискаженному, — но запрещается представлять неощущаемое, поскольку такое представление будет произвольным.  Через произвольное, искаженное, субъективизированное,  к непроизвольному, не искаженному, объективному — это не тот путь, на который согласен Авенариус, хотя Лавуазье, Максвелл, Шулейкин прошли именно таким путем.


Достоверное сенсульное познание не может привести к пониманию и осознанию субстанции, — писал Рихард Авенариус, — поскольку сенсуальное не способно исследовать абстрактное.
Ленину понадобилось скомпрометировать Авенариуса, и Ленин поступил следующим образом: Ленин приравнял неосознаваемое и несуществующее, и, поскольку Авенариус заявил о невозможности при помощи сенсуального познания осознать субстанцию и субстанция оказалась неосознанной, то Ленин обвинил Авенариуса в высказывании фразы «субстанция оказалась несуществующей».  Ленин приписал Авенариусу отрицание существования субстанции.
По мнению Ленина, споры между учеными по поводу существования или несуществования чего-либо в природе, представляют собой споры между материалистами и идеалистами, причем материалисты доказывают существование чего-то в природе, а идеалисты доказывают несуществование чего-то в природе. Кедров доказывал Догадкину несуществование в природе структурной вязкости каучукового латекса, и это означает, согласно мировоззрению Ленина, что Кедров был идеалистом и солипсистом.


В 1960-е и в 1970-е годы в нескольких лабораториях проводились исследования рассудочной деятельности животных — рыб, дельфинов, лягушек, ящериц, черепах, мышей, крыс, кроликов, голубей, кур, попугаев, кроликов, ворон, сорок, галок, соек, скворцов, грачей, бобров, собак, волков, лисиц, белок, кошек, медведей, обезьян. Экспериментаторы (Л.Г.Воронин, Л.В.Крушинский, З.А.Зорина, А.А.Смирнова, И.И.Полетаева, Е.И.Очинская, Ж.И.Резникова, Л.Л.Доброхотова, А.А.Ревеш, Д. Уоррен и др.) создавали для животных экспериментальные ситуации, в которых подопытные могли проявить способности к обобщению и предвидению. Наиболее интересными были эксперименты по движению с постоянной малой скоростью тележки-кормушки по рельсам, уходящими в туннель длинной 2 метра. Сначала кормушка с пищей (для ворон — прикрепленный к тележке кусочек мяса или яйцо, для кроликов — прикрепленная морковка, для кур — пшено) двигалась в открытом пространстве 3 метра, потом въезжала в туннель длиной 2 метра, и вход в туннель закрывался дверцей, чтобы голодные животные не влезали в туннель. Проехав туннель, кормушка выезжала на открытое пространство. Способность к экстраполяции направления движения пищевого (или другого биологически значимого) раздражителя, исчезающего из поля зрения, обнаружена у представителей пресмыкающихся, млекопитающих и птиц, но она выражена в разной степени. Отличия в поведении животных зафиксировано и в контрольных тестах, которые по своей структуре сходны с элементарной логической задачей, за исключением того, что в них отсутствовала логическая структура. Адаптивные реакции поиска пищи могут происходить как на основе способности к экстраполяции, так и на основе более простого механизма, на основе инструментального обучения. Эксперименты поставлены так, чтобы четко разделить эти два механизма.
Когда в опыте участвовала курица, или молодая ворона, или кролик, то животное шло за движущейся тележкой, поедая корм из нее; после исчезновения кормушки в туннеле они  искали корм возле входа в туннель. Некоторые  шли 50 см вдоль туннеля к его противоположному концу.  Взрослые вороны показали свой разум — они клевали мясо или яйцо, когда кормушка двигалась в открытом пространстве перед туннелем, а после исчезновения кормушки бежали вдоль туннеля и встречали тележку, когда она выезжала из туннеля. Для усложнения опытов туннель удлинили до 3 метров, и в таких условиях вороны забывали про поиск корма, пробежав вдоль туннеля 2,5 метра. Вороны не могли сообразить, где находится корм. После этого экспериментаторы сделали щель в середине туннеля шириной 4 см, сквозь которую была видна тележка, но не  корм. Некоторые вороны после въезда кормушки в туннель подбегали к щели, всматривались в щель и, убедившись в существовании тележки, бежали к концу трехметрового туннеля, где предавались пиршеству.
Кролики, куры, молодые вороны доверяли показаниям своих органов чувств — они видели корм и считали, что корм находится именно в том месте пространства, где его существование подтверждалось зрением. Что вижу, то существует; что существует, то вижу. Передвижение в пространстве кроликов, кур, молодых ворон соответствовало показаниям органов чувств. 
Взрослые вороны не доверяли показаниям органов чувств — зрение сообщало им, что корма нет, но вороны соображали, что корм все-таки есть, и бежали в том направлении, где, согласно показаниям органов чувств, нет корма. Искали существующее там, где нет видимых признаков существования.   Передвижение в пространстве взрослых ворон противоречит показаниям органов чувств. Эмпирическое наблюдение дает такое знание, которое вороны считают недостаточным, и вороны получают достаточное знание, когда обращаются к тому, что не является эмпирическим — к своему мышлению.  Поведение ворон таково, что создается впечатление их согласия с принципом, с которым согласны и Коперник, и Кант: окружающий мир не таков, каким изображают его органы чувств.
В.И.Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» написал: «Махисты, субъективисты, агностики…недостаточно доверяют показаниям органов чувств…они не видят в ощущениях верного снимка с объективной реальности»(«Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.130).   
Вороны ведут себя так, как будто они являются махистами, субъективистами, агностиками.
Вороны мысленно выходили за пределы опыта, ощущений. И проверяли правильность.


Людям и воронам приходится заботиться о своём выживании и напрягать способности мышления (мышцы и органы чувств  слабы, в отличие от мышления) для упрочения и улучшения жизни, взаимодействуя с природными ресурсами и условиями, представляющими для них опасную среду обитания. Видеть то, чего не видно. Сомневаться в том, что является очевидным.

Глава 19. Теоретическая нагруженность фактов


Владимир Илларионович Шинкарук: «По отношению к отдельному индивиду система знаний является основой его мышления. Человеческий  индивид не рождается с готовым мышлением; мышление образуется и формируется в процессе усвоения общественно и исторически выработанной системы представлений и понятий. Эти общественные понятия и представления ложатся в фундамент собственного мышления индивида, его духовного мира вообще. Однако усвоенная в процессе общения, обучения и воспитания система знаний не лежит мертвым грузом: усвоенные знания и способы мышления, они — понятия и формы развивающегося познания индивида. Какова усвоенная система знаний, таково и мышление индивида: в человеке мыслит человечество.  Но существует и обратная связь — индивид вносит новое в систему знаний человечества, развивая ее».
Генри Джордж: «Каждое общество вырабатывает из себя ткань знаний, верований, обычаев, языка, вкусов, законов. В эту ткань принимается личность при рождении, и в ней пребывает до смерти. Эта-то ткань и является формой, в которой отливается дух и от которой он получает свои особенности. Именно посредством этой ткани развиваются определенные предрассудки, обычаи, язык, религия. Только при посредстве ее передаются навыки и накапливаются знания, и открытия одного времени становятся общим достоянием и опорой для дальнейших открытий. Хотя ткань и ставит серьезные препятствия для прогресса, но, с другой стороны, именно она делает возможным прогресс».
Грета Георгиевна Соловьева: «Обосновав в логике важнейший принцип общественно-исторического субъекта, Карл Маркс и в своей практической работе ученого исходил из этого принципа. Наука не есть дело гениального одиночки, в ней воплощается опыт и мудрость веков. Она живет и развивается в творческой преемственности, передаваясь из поколения в поколение. Ученый никогда не начинает с нуля, как бы ни старались доказать это пошлые эмпирики, которые похваляются своей «объективностью», имеющей якобы дело сразу и непосредственно с фактами, минуя научные достижения предшественников. Как бы ни изощрялись эмпирики, силясь провести свой принцип непосредственного общения с фактами, они вынуждены оперировать общественно выработанными понятиями».


Что такое теоретическая нагруженность фактов? Одну из формулировок этого понятия дал известный русский физиолог И.М.Сеченов: «Видимое и слышимое нами всегда содержит в себе элементы, уже видимые и слышимые прежде. В силу этого во время всякого нового видения и слушания к продуктам последнего присоединяются извлеченные из памяти сходственные элементы».
Можно сказать так: вспоминаемое и ощущаемое в своем взаимодействии формирует в голове образ окружающего мира. Количество и качество мыслей, появляющихся в голове человека, определяется не столько предметами, на которые обращены органы чувств человека, сколько ранее полученными знаниями. Весьма и весьма маловероятно появление мысли об окружающих предметах, не заложенной в ум во время обучения. Как говорят высоколобые философы, душа может видеть в окружающем мире только те формы, которые она извлекает из своей собственной субстанции и которые она относит к внешнему миру вследствие центробежной ориентации ее внимания; неустойчивость чувственных образов объясняется порочностью центробежной ориентации; на долю материальных вещей в процессе познания остается лишь свойство привлекать и удерживать внимание души.
Только у гениальных  людей возникают мысли, выходящие за рамки общепринятых знаний. «Сделать открытие — значит смотреть на то, на что смотрят все, и думать при этом то, что до сих пор никому в голову не приходило»(А. Сент-Дьерди,  биохимик,  лауреат Нобелевской премии 1937 года).
Первое, с чем сталкивается ребенок в своей сознательной деятельности, — это воспитатели и учителя, вдалбливающие  то или иное толкование, касающееся окружающих предметов.  Ребенок смотрит на мир сквозь призму истолкований, навязанных воспитателями и учителями.  Ребенок мыслит так, как его научили мыслить воспитатели и учителя.  Не окружающая физическая природа формирует мышление и представление о мире, а окружающее культурное воздействие воспитателей и учителей.  Содержание школьных учебников выставляется учителями как объективная реальность, и дети, имея низкий уровень критичности, принимают написанное в учебниках за объективную реальность.   Изменение учебников приводит к изменению считаемого реальным.  Учебники, по которым учился Михайло Ломоносов или Джон Локк, иначе изображали объективное, чем  современные учебники, и современники истолковывают окружающий мир иначе, чем Ломоносов и Локк.  Во время обучения люди получают знания о сущности природных явлений, и, поскольку на людей воздействуют разные источники информации о природных явлениях, и люди по-разному забывают полученные при обучении знания, то в результате у разных людей остается разное знание о сущности природных явлений. Люди, обладающие различным знанием о сущности природного явления, и глядящие на одно и то же природное явление, замечают различные природные явления.
Любой индивид воспринимает окружающий его мир и осмысливает его, в соответствии с  рамками усвоенных им  представлений и добавляет к ним результаты, полученные в ходе его собственного интеллектуального труда.  Индивид обнаруживает в окружающем мире то, что он может сконструировать в своем уме, а возможности конструирования определяется научением.
«Мы страдаем не только от живых, но и от мертвых. Традиции отошедших в вечность поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых» (Карл Маркс, Сочинения, т.8, с.119, «Восемнадцатое брюмера»).
На странице 83 книги «Материализм и эмпириокритицизм»  В.И.Ленин процитировал идеалистическое высказывание Н.В.Валентинова: «каждый индивид находит себя в определенной среде, иначе, индивид и среда даются, как связные и неразлучные  члены одной и той же координации». Вероятно, Валентинов придерживался точки зрения, сходной с точкой зрения Маркса:  культурная среда формирует мышление  индивида.
За 11 лет обучения в школе ребенок получает объем знаний, на выработку которого было затрачено миллиарды человеко-часов. Получаемые в школе знания экономят ребенку время, по сравнению с временем, затраченного на выработку знания. В передаче знаний от человечества к человеку проявляется принцип экономии, о котором писал Эрнст Мах.
Плохой учитель учит школяра тому, как несомненно-правильно понимать окружающий мир (и ослепляет школяра очевидной понятностью вещей). Хороший учитель учит тому, что у правильного понимания есть конкуренты, которые более правильны.
В факт можно вложить несколько отличающихся друг от друга толкований, и поэтому можно утверждать, что толкование не зависит от факта, что факт не может навязать человеку свое истинное истолкование. 
В экспериментальной работе выявляется то или иное знание, и оно зависит не только от содержания объекта, но и от способов постановки вопросов.  То, что человек обнаруживает или не обнаруживает в экспериментах, определяется не только тем, какие эксперименты он проводит, но так же и тем, что человек знает или не знает. Эмпирическое определяется мыслительно-рациональным. Мыслительное влияет на то материальное, которое органы чувств обнаруживают в экспериментах, в фактах. Человеческое знание может охватывать лишь незначительное количество сторон, свойств, особенностей реального природного явления; и ученый находит в экспериментальных данных ответ только на те вопросы, которые вытекают из имеющегося у человека знания. Знаменитый английский мыслитель и экспериментатор Исаак Ньютон считал, свет — это поток твердых частиц-атомов, и они в свободном пространстве двигаются строго прямолинейно. Он утверждал, что, осветив точечным источником света круглый непрозрачный диск, получим позади диска тень, имеющую вид сплошного черного круга. Это действительно наблюдалось в экспериментах. Но затем французский физик Огюстен Френель нафантазировал иную теорию, согласно которой свет является не твердыми частицами, а волной.  Размышляя на этой теорией, другой исследователь, Сименон Пуассон, вывел еще одну фантазию: в свободном пространстве световые волны двигаются не строго прямолинейно, а уклоняются в стороны, волны могут изгибаться возле края препятствия, и если препятствие имеет форму круга, то изогнувшиеся волны попадут в центр тени, отбрасываемой непрозрачным кругом, и осветят срединную часть тени. Вывод был фантастическим, так как ранее никто не видел освещение центра тени. Френель поставил эксперименты, и получил от круглого непрозрачного диска тень неравномерного цвета — края тени были темными, а в центре тени находилось светло-серое пятно. Фантазия превращена в факт.
Ньютон и Френель опирались на различные теории, и они увидели разные тени от непрозрачного диска. Таким образом, результаты опытов находятся в зависимости от теоретических воззрений.
«Человеческая голова потребовала, чтобы найденные умом положения были признаны также основой человеческого созерцания»(Фридрих Энгельс, «Диалектика природы»).
Пуассон умственным путем нашел некоторое теоретическое положение. Это положение стало основой того, что Френель созерцал светлое пятно в центре тени.
Талант ученого состоит в том, чтобы вбить клин между знанием и предположением о возможном. Вбивание клина позволяет расширить щель между известно-существующим и возможно-существующим, и увидеть в эксперименте то, что не предусмотрено традиционным знанием.
Было сделано заключение, что при физическом или химическом исследовании замечается только то, что предварительно создано человеком («Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.270). Умственными усилиями Пуассон создал (вывел из теории Френеля) умозрительное представление о схождении световых лучей за непрозрачным диском и сообщил об этом Френелю; сообщение Пуассона выходило за пределы опыта и изображало в себе необнаруженное ранее в практической деятельности; через некоторое время Френель подтянул опыт к тому месту, которое ранее находилось за пределами опыта, и заметил в опыте то, что предварительно создано Пуассоном в своей голове.  Увиденное материальное вне черепной коробки зависит от умозрительного, создаваемого внутри черепной коробки.  По мнению Ленина, такая зависимость является идеалистической или субъективистической зависимостью (через чеьыре абзаца излагается мнение В.И.Ленина).
Карл Маркс: «Там, где прекращается спекуляция, т.е. у порога реальной жизни, начинается реальная положительная наука, изображение практической деятельности, практического процесса развития»(«Немецкая идеология»).  Подобный взгляд на науку, был ли известен Пуассону? Да, известен, т.к. подобный взгляд высказывали Буажире и Гольбах:  не выносить никаких суждений о неизвестном из эмпирической практической деятельности. Френель создал теорию, которая не включала в себя схождение световых лучей за непрозрачным диском, потому что таковое не наблюдалось на практике; у Пуассона имелась возможность не использовать спекулятивное мышление и не изображать в теории то, что доселе не наблюдалось на практике; Пуассон мог не выносить суждение о ненаблюдаемом в опыте; что увидено в практической деятельности, то и должно входить в теорию Пуассона. Но Пуассон пренебрег теоретическим представлением о познании, соответствующим мировоззрению Буажире, Гольбаха, Маркса, обеспечивающим наличие в науке достоверного знания, и Пуассон вынес вероятностное суждение о неизвестном в практической деятельности;  изображаемое в суждении ни разу не открылось в опыте, до момента ознакомления Пуассона с теорией Френеля.
Френель искал то, что сообразуется с представлением Пуассона. Представление Сименона Пуассона послужило мерилом при организации экспериментов, и психическое мерило применялось к материальной природе. Сименон Пуассон совершил умопостижение с помощью психических абстракций, но обнаруженное Огюстеном Френелем не имело абстрактно-психического характера.   Пуассон не потопил реальный мир в мире логических категорий, хотя интенсивно использовал логические категории. Изучали бы Маркс и Энгельс историю оптической физики, то не появились бы высказывания о потоплении реального мира в мире логических категорий и недопустимости применения к природе мерила, связанного с ненаблюдаемым в практической деятельности.
В голове Пуассона появилось представление о светлом пятне позади непрозрачного диска, и при этом на его органы чувств не воздействовало светлое пятно.   Представление по происхождению — не из опыта взятое, по содержанию — соответствующее действительности.  Содержание не зависит от происхождения, содержание не производно от наблюдаемого. Изучали бы Маркс и Энгельс историю оптической физики,  не появилось бы высказывание об обусловленности содержания происхождением.
Адекватность или неадекватность смысла, вкладываемого в факты посредством разработки объяснений — это вопрос практической проверки, а не вопрос о том, откуда черпается смысл (из опыта или не из опыта, апостериори или априори).
«…сколько-нибудь сведущие философы говорят просто и прямо: перешел на точку зрения  идеализма! Ибо суть этой точки зрения не обязательно в повторении формулировок Канта, а в признании основной идеи, общей и Юму и Канту…выведении тех или иных «условий опыта»…из субъекта, из человеческого сознания, а не из природы»(В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.171).          
«Это - сплошная галиматья, ибо если бы сей субъект имел хоть чуточку уважения к печатному слову, то он видел бы идеалистический вообще и кантианский в частности характер идеи о том, будто могут быть положения, не из опыта взятые»(В.И.Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.180).
Френель изложил на бумаге свои соображения о волновом характере света. Пуассон ознакомился с написанным, и из френелевских соображений сделал вывод о светлом пятке позади непрозрачного диска. Основой для теоретического выведения условий будущего опыта послужили теоретические положения.  Условия опыта (в котором обнаружено светлое пятно с центре тени) выведены из человеческого сознания, а не из опыта или внешнего мира (внешний мир не продемонстрировал Френелю и Пуассону светлое пятно позади непрозрачного диска, в тот период времени, когда Френель излагал на бумаге свои соображения).
Поскольку Пуассон вывел условия будущего опыта из собственного сознания, и поскольку такое выведение Ленин назвал идеалистическим выведением (в противоположность материалистическому выведению, когда условия опыта производны от практического процесса развития),  то Пуассон должен считаться идеалистом.
Здесь уместно еще раз привести фразу Энгельса, изображающую фрагмент философии Канта — «Человеческая голова потребовала, чтобы найденные умом положения были признаны также основой человеческого созерцания» («Диалектика природы»).
Френель исследовал оптические природные явления, и из них Френель не смог вывести, как того требовал материалист Ленин, условия опыта, при которых бы обнаружилось светлое пятно в центре тени. Получилось то, что очень сильно не понравилось материалисту Ленину, а именно, Пуассон из своего человеческого сознания вывел условия опыта, реализация которых привела к созерцанию светлого пятна в центре тени. Найденные умом Пуассона теоретические условия опыта стали основой созерцания светлого пятна в центре тени (как того потребовала голова Канта).    Сколько-нибудь сведущие философы говорят просто и прямо: Пуассон перешел на точку зрения  идеализма, поскольку он не из природы, а из сознания вывел условия опыта.
Существуют мыслительно-рациональные условия возможного опыта.  Человек видит то, что ему разрешено видеть, и разрешение дает мышление человека. Мышление не дало Френелю разрешение на усматривание светлого пятна в центре тени от круглого непрозрачного диска, и Френель не увидел светлое пятно. Мышление Пуассона дало разрешение, и светлое пятно было обнаружено.   
Иммануил Кант: «Мы сами вносим порядок и закономерность в явления, называемые нами природой, и их нельзя было бы найти в явлениях, если бы мы или природа нашей души не вложили их первоначально». 
Человек (например, Огюстен Френель) находит в явлениях то, что прежде было домыслено и вложено (например, домыслено посредством размышлений Сименона Пуассона).  Обнаруженное нельзя было бы обнаружить, если бы природа нашей души не вложила в нас гипотезу о могущем быть обнаруженным. Увиденное, обнаруженное мы называем объективной природой; поскольку обнаруживаемое и увиденное зависит от нас, постольку зависит от нас называемое нами объективной природой.  Кант  на мудрёный философский язык перевел то, что сейчас называют построением гипотез и поиском в природе сообразующегося с гипотезами.
Архимед открыл закон Архимеда.  Архимед знал о существовании земного притяжения, однако Архимед не смог обнаружить причинно-следственную связь между вторым и первым: земное притяжение воздействует на жидкость и сжимает жидкость, в результате чего внутри жидкости возникает давление (точнее, малое давление вблизи поверхности жидкости, и значительное давление в глубине жидкости), и это давление выталкивает вверх легкие предметы, погруженные в жидкость.  Указанная причинно-следственная связь воздействовала на Архимеда, но Архимед не отреагировал, и не создал в своей голове представление о причинно-следственной связи.  Неспособность Архимеда обнаружить существующее означает, что существующее не вносит само себя в человеческое сознание, и для внесения необходимы человеческие усилия. Это условие Кант обозначил словами «Мы сами вносим порядок и закономерность в явления».
Если бы Архимед обнаружил объективную связь, то тогда можно было бы говорить об обусловленности сознания объективными условиями. Но Архимед не обнаружил. Из этого вытекает, что объективных условий недостаточно для вскрытия объективного, и должны присутствовать субъективно-идеальные условия познания, не связанные с объективными условиями.
Ленин – материалист, и ему хотелось, чтобы все условия познания были объективно-материальными. Но Кантом заявлено условие, не имеющее объективного происхождения, и Ленин не согласился с таким условием.
При анализе произошедшего с Френелем в процессе естественнонаучного исследования оптических явлений, усматривается сходство этого с написанным в философских книгах Канта.  Френель не мог видеть того, как изгибаются световые лучи возле края непрозрачного диска, но Френель видел проявление изгибания — светлое пятно в центре тени. Вещь-в-себе недоступна для зрения, но проявление доступно для зрения.  Органы чувств Френеля не могли воспринять изгибание лучей света, и представление об изгибании почерпано не из показаний органов чувств, а из мышления.  Вещь-в-себе доступна для умозрительного познания.  Познанное мышлением не могло быть подтверждено и доказано показаниями органов чувств. Френель не мог продемонстрировать изгибание, в условиях отсутствия проявления (светлого пятна в центре тени).   
Френель считал недостаточным иметь в своем распоряжении проявление.  Позади видимого проявления Френель искал сущность, но сущность оказалась чувственно-не-воспринимаемой, и поэтому понадобилась фантазия для понимания сущности. Во многих случаях, фантазия играет роль исходного пункта, и движение к завершающему пункту приводит к всестороннему и глубокому доказыванию правильности того, что первоначально было умозрительной фантазией.  Фантазия влияет на то, что считается объективным.  Мысленная фантазия (например, нафантазированное Пуассоном) влияет на то, что обнаруживается в окружающем мире при помощи органов чувств.
О видимом люди знают только то, что видят и мыслят, и не знают того, что не видят и не мыслят.  Незнаемое зависит от человеческой неспособности мыслить о незнаемом.
«Галилею пришлось убедиться, что в нашем чувственном опыте мы являемся более всего рабами традиционного образа мыслей…   Там, где непосредственное чувственное впечатление объединяется с интеллектуальной очевидностью, теоретику приходится выступать в парадоксальной роли критика вещей, а не мнений. Сомневаясь в любой форме очевидности…научный дух Нового времени освободился от всех очевидностей…для него исчезла обыденная истина чувственного «откровения», т.е. истина непосредственного факта…  …противоположность между эмпирическим «обобщением» и экспериментально-теоретическим подходом новой науки, ее предпосылка состоит в том, что то, что мы видим, может быть не главным… Теоретик не должен пассивно принимать (воспринимать) то, что демонстрируют ему окружающие предметы. Он должен… подвергать испытанию все непосредственно наличное, чтобы, исследуя возможное, открыть неявную действительность. …изобретение в действительности не происходящих, но теоретически возможных ситуаций, благодаря анализу которых понимается действительная ситуация, составляет основную черту экспериментального мышления Галилея… «Игра» коперниковского и кеплеровского воображения, дающие возможность представить предмет в иных условиях, во всех возможных условиях, следовательно, помыслить предмет без условий, т.е. так, как он есть сам по себе, оказывается фундаментальнейшим моментом теоретического познания»(Анатолий Валерианович Ахутин, «История принципов физического эксперимента», 1976 год).
Ахутин изложил, как Коперник, Галилей, Кеплер освободились от теоретической нагруженности фактов. Точнее, как старая теоретическая нагрузка была признана заблуждением, и она заменена на новую теоретическую нагрузку.
Птолемей ничего не знал о теоретической нагрузке фактов, но об этом хорошо знали Кузанец, Коперник и многие другие ученые. К сожалению, для Ленина теоретическая нагрузка фактов оказалась непонятной, и такой взгляд на факты был объявлен субъективным идеализмом.


Луна обращена к Земле одной и той же стороной.   Если бы Луна вращалась вокруг своей оси с периодом 24 часа или с другим периодом, или если бы было две луны, вращающихся вокруг собственных осей в противоположных направлениях, то тогда инквизиция не применяла бы пытки к Галилео Галилею.


При переходе луча света из одной прозрачной среды в другую среду падающий луч изламывается, давая начало лучу преломленному. Угол между падающим и преломленном лучами определяется свойствами двух сред, а также температурой, давлением, интенсивностью магнитного и электрического полей. После изобретения лазеров выяснилось, что угол зависит также от мощности светового луча, и зависимость приводит к поперечному сжатию лазерного луча (компонентами луча являются  электрическое поле и магнитное поле, и они воздействуют на среду так, что среда изменяет угол преломления, и измененный угол преломления сжимает луч света).  Эксперименты показали, что наблюдается эффект сужения лазерного луча, и луч приобретает форму очень тонкой постоянного поперечного сечения нити. Дальнейшие теоретические разработки показали, что нить не должна иметь постоянный поперечный размер, и что одни участки должны быть более широкими, а другие участки — более узкими. Однако в экспериментах не наблюдалась различная ширина самосжимающегося лазерного луча. Возникло противоречие между видимым и мыслимым. Фридрих Энгельс утверждал, что теория должна приспосабливаться к фактам, но не наоборот, и таким образом должно разрешаться противоречие. Представление должно сообразовываться с наблюдаемым предметом. Если бы исследователи лазерных лучей действовали в соответствии с теорией познания Энгельса, то тогда прежняя теория была бы отброшена, и произошла бы разработка новой теории, доказывающей правомерность наблюдаемых оптических процессов (лазерный луч наблюдаем как имеющий постоянное поперечное сечение). Но исследователи лазерных лучей пошли другим путем — они стали выискивать погрешности в проведении экспериментов, не позволяющие увидеть то, на что указывает представление. Эта борьба между предметом и представлением завершилась обнаружением того, что работающий лазер испускает нестабильные по мощности лучи, незначительно изменяющаяся мощность лучей сопровождается увеличением и уменьшением интенсивности магнитного и электрического полей, и, в свою очередь, происходит изменение угла преломление, в силу чего более широкие и более узкие участки  луча изменяют свое местоположение, происходит маскировка узких участков на фоне широких участков, и возникает иллюзия, что самосжавшийся луч имеет постоянное поперечное сечение, равное поперечному сечению более широкой части лазерного луча. Исследователи лазерных лучей имели возможность прислушаться к мнению Энгельса и теорию подстроить под опыт (т.е. посчитать теорию полуфиктивной и внести в нее изменения, приспосабливающие к опыту, и этим будет устранена полуфиктивность теории), или прислушаться к мнению Канта и опыт подстроить под теорию (т.е. посчитать опыт полуфиктивным и внести в него изменения, приспосабливающие к теории, и этим будет устранена полуфиктивность опыта).  Исследователи лазерных лучей выбрали второй путь,  и сделали так, что наблюдаемые экспериментальные данные (т.е. факты) сообразовывались с теоретическим представлением.
Наблюдаемой органами чувств постоянной величине поперечного сечения сжатого лазерного луча было отказано в существовании, и реально наблюдаемое признано заблуждением. Наблюдаемое потоплено в мире логических категорий. Погублена действительность наблюдаемого, состоящего в постоянной величине поперечного сечения сжатого лазерного луча.
Теоретическое осмысление видимых фактов привело к признанию иллюзорности видимых фактов (и к появлению новых фактов, отличающихся от старых фактов). Налицо теоретическая нагруженность фактов, в завуалированной форме излагавшаяся в философских книгах Иммануила Канта, Рихарда Авенариуса, Георга Гегеля.
Рихард Авенариус издавал научный журнал, в котором публиковал свои статьи о принципиальной координации.  Концепция принципиальной координации представляла собой один из вариантов гегелевского принципа «априорные предпосылки заставляют человека творить в своей голове представления о вещах таким образом, что сотворенное является таким, чем вещи собой не представляют, и окружающий мир человек сообразовывает с представлениями, совершенно отличными от форм действительного существования; изменение априорных предпосылок изменяет сообразуемый окружающий мир».  Фридрих Энгельс читал  журнал Авенариуса, скопировал из журнала точку зрения Авенариуса, и ее изложил в книге «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»:  «Мы никогда не должны забывать, что все приобретаемые нами знания…обусловлены теми обстоятельствами, в условиях которых мы их получаем».
Одним из условий являются мысли, вертящиеся в голове исследователя.  Мысленное понимание лучей влияет на форму, в какой объективные лазерные лучи предстают перед взором.


Следует рассмотреть физиологические особенности человека, имеющие отношение к вопросу о теоретической нагруженности фактов. Сначала обратимся к истории и проанализируем концепцию французского исследователя семнадцатого века Рене Декарта: «Об изображениях, возникающих в нашем мозгу, необходимо указать:  дело заключается именно в том, что они дают сознанию возможность ощущать только раздельные качества предметов, которым они соответствует, а не в том, что они содержат в себе сходство с предметами».
Во времена Декарта большинство ученых придерживалось мнения, что органы чувств создают в сознании копии предметов. Однако Рене Декарт придерживался отличающейся точки зрения: органы чувств создают в сознании копии (отпечатки) лишь отдельных свойств предметов (тяжелое, легкое, гладкое, скользкое, горячее, упругое, пластичное, быстрое, темное, желтое, прозрачное, вытянутое по горизонтали, плоское, длинное, близкое, большое, низкое, сладкое, свистящее, тихое, зловонное, до того как, после того как), а образ предмета создает ум человека путем слияния в одно целое нескольких десятков или сотен этих отпечатков. В реальной вещи ее свойства объединены в целостность; воздействие вещи на органы чувств приводит к появлению разрозненных, нецелостных отпечатков; ум собирает в одну кучку разрозненное и создает целостное. Образ вещи есть комплекс ощущений (почти такое же говорил Эрнст Мах).
Декарт приводит такую иллюстрацию: слепой идет по дороге, ощупывая дорогу при помощи палки. Разве создают копию дороги ощущения слепого, получаемые через палку? Нет. Получаемые с помощью палки ощущения вызывают в голове отпечатки отдельных фрагментов дороги. Но ум определенным образом сортирует и перерабатывает отпечатки фрагментов, и в результате обработки и группировки возникает образ дороги.
А что говорят об ощущениях сейчас, 300 лет спустя? «В зрительную кору головного мозга поступает изображение, до этого как бы просеянное через множество сит: в одном задерживаются большие фрагменты картин, в следующем более мелкие фрагменты и так далее… Зрительная кора воспринимает и фрагменты, и их пространственные взаимоотношения, после чего из них формируется образ»(Демидов В.Е., «Как мы видим то, что мы видим», 1979 год). «Соматосенсорный анализатор обладает обширной кожной поверхностью порядка 2 квадратных метров и множеством рецепторов в толще кожи и тела. В нем имеется несколько качественно различных каналов чувствительности: осязание, направленное на определение характера поверхности путем соприкосновения, путем надавливания на поверхность определяется твердость предметов; вибрационное чувство; температурное чувство (отдельно тепловое и отдельно холодовое); сухожильные рецепторы, участвующие в определение веса предмета, их динамических свойств (если они движутся)… Рецептивные поля головного мозга — это результат интеграции ранее дифференцированных элементов. Объединение элементов приводит к формированию образа»(Кратин Ю.Г.,«Анализ сигналов мозгом», 1977 год).
Современные физиологические исследования во многом поддерживают воззрение Декарта. Так как отпечатки свойств соединяются в образ предмета не самим предметом, а человеческим мышлением, и поскольку разные люди имеют неодинаковое мышление, то у людей продуцируются различные образы (при воздействии на органы чувств одного и того же предмета). В 1610 году Галилей, наблюдая через телескоп за планетами, обнаружил, что Сатурн и некоторые другие планеты не является круглыми, как Марс или Венера; он заметил, что Сатурн имеет какие-то придатки, видимые по обе стороны планеты. Эти придатки Галилей назвал ушками. В 1633 году за Сатурном наблюдал Декарт, и он увидел, что по обе стороны планеты находятся две неподвижные планеты-спутники. Их Декарт назвал двумя сатурианскими лунами. В 1656 году Гюйгенс через телескоп увидел, что Сатурн окружен кольцом. Галилей, Декарт и Гюйгенс смотрели на одно, но видели разное (уши, две луны, кольцо).
«Увертка у Канта следующая: дух имеет некоторое познание априори, благодаря которому вещи являются ему такими, какими они ему являются. Следовательно, то обстоятельство, что мы воспринимаем вещи так, как мы их воспринимаем, есть наше творение. Ибо дух, живущий в нас, есть ни что иное, как божественный дух, и подобно тому как   дух божий создал мир из ничего, так и дух человеческий создает из вещей нечто такое, чем эти вещи сами по себе не являются»(«Материализм и эмпириокритицизм», ПСС, т.18, с.210).
Дух Галилея и дух Декарта создали из Сатурна с кольцом нечто такое, чем Сатурн не является: Сатурн с ушками и Сатурн с двумя Лунами. Галилей и Декарт так восприняли Сатурн с кольцом, и это было творением их духа (точнее, в такие неверные образы слились разрозненные отпечатки свойств, появившееся в процессе наблюдения за Сатурном; и за это ошибочное слияние ответственны связи между нервными клетками головного мозга, которые определили ту или иную связь между отпечатками отдельных свойств).
Слово «априори», которое имеется в  цитате, приведенной выше через абзац, нужно понимать как «предшествование»  способа связывания (через нервные клетки) отпечатков по отношению к времени  воздействия предмета на органы чувств.  Другими словами, имеются предшествующие (априорные) связи между нервными клетками, и эти связи (совместно с отпечатками, появившимися позже возникновения связи нервных клеток) участвуют в творении образов предметов. Поскольку связь не дается предметами, а производится мозгом, то дух человеческий создает такие образы, которые отличаются от предметов (предмет — Сатурн с кольцом, произведенный мозгом образ — Сатурн с ушками, Сатурн с двумя Лунами).
«Не предмет имеет в себе соединение, которое могло бы быть заимствовано из него путем восприятия»(И.Кант). Не Сатурн имеет в себе соединение; независимо от Сатурна в головах трех астрономов произошло соединение отдельных качеств, и в результате различного соединения появились три представления о форме Сатурна.  С одной стороны, Сатурн не зависит от мышления людей, с другой стороны, мышление людей не зависит от Сатурна, и независимость мышления привела к тому, что возникли три различных представления о форме Сатурна: Сатурн с ушками, Сатурн с двумя Лунами, Сатурн с кольцом.
В.И.Ленин:  «Судите теперь о смелости заявлений Богданова, будто в философии Маха абсолютно нет места для свободы воли». 
Конечно, в философии Маха и в философии Канта есть место для свободы воли, и она проявлялась в том, что Галилей своим волевым усилием создал в своей голове представление о Сатурне с ушками, а Декарт — представление о Сатурне с двумя Лунами. Как установил И.Кант, душа действует на себя своею собственной деятельностью. И  человеческая душа создает из вещей нечто такое, как указано в книге «Материализм и эмпириокритицизм», чем эти вещи сами по себе не являются.
Вещь — наличие непроницаемой оболочки у каждой нервной клетки, не допускающей выход или вход внутрь клетки жидкости, содержащейся в соседней нервной клетке. Дух Камилло Гольджи создал из прочной оболочки то, чем оболочка не является — оболочку с отверстиями, через которые проникает внутриклеточная жидкость. Вещь — проникновение малярийных паразитов в тело человека через укус комара.  Дух Патрика Мэнсона создал нечто, чем проникновение через укус не является — люди пьют воду с упавшими в воду  мертвыми комарами, в желудках которых находятся малярийные паразиты. Вещь — вес в 240 атомных единиц, присущий урану. Дух создал из 240 единиц нечто такое, чем эти 240 единиц не являются — 120 атомных единиц. Вещь — неизменяющаяся длина волны рентгеновский лучей. Дух создал нечто такое, чем неизменяющаяся длина волны не является — изменяющуюся длину волны рентгеновских лучей.
Как было ранее сказано, связь между образами предметов дается не предметами, а мозгом. Аналогичное можно сказать и о связывании образов в более крупные абстрактные образования. Почти полная независимость связи от окружающего мира приводит к возникновению таких представлений о процессах, какими эти процессы сами по себе не являются.
Убедиться в этом можно, прочитав сочинение Маркса «Капитал». Карл Маркс анализировал экономическую теорию Рикардо, и при этом Маркс написал о снижении цены на хлеб при больших урожаях и связанным с этим разорением крестьянства: «урожайные годы — несчастье». Через несколько сотен страниц основоположник марксизма стал разбирать экономическую теорию Ганиля, и при этом Маркс сказал совершенно противоположное. Ганиль пишет: «Если вследствие обилия хлеба понизится его стоимость, то уменьшится богатство земледельцев». Маркс опровергает Ганиля: «Земледельцы в этом случае богачи». Когда Маркс рассматривал теорию  Рикардо, то представление Маркса состояло в том, что при больших урожаях земледельцы разоряются. Когда же Маркс перешел к критике теории Ганиля, то представление Маркса состояло в том, что при больших урожаях земледельцы обогащаются.
Два раза Карл Маркс имел дело с одним и тем же, — ценообразованием в сельском хозяйстве и доходностью сельского хозяйства, — но каждый раз нервные клетки мозга соединялись по-разному, создав разные ряды связанных образов, и поэтому появились два противоположных, взаимоисключающих представления: уменьшение и увеличение богатства крестьян при больших урожаях (и при равных прочих условиях).
Карл Маркс доказал правоту Иммануила Канта: дух Маркса создал из уменьшения богатства земледельцев нечто такое, чем уменьшение не является.
Ганс Клейнпетер был прав, когда говорил о несвязанности мышления внешними обстоятельствами.    Маркс продемонстрировал, как его, Карла Маркса, мышление не связано с внешними обстоятельствами (с уменьшением благосостояния крестьян при больших урожаях, в тех экономических условиях, в которых находились крестьяне во время жизни Ганиля).


В июне 1919 году «суд чести», собравшийся на кафедре геологии Коллеж де Франс, объявил одного из своих коллег, Жака Депра, виновным в фальсификации. Специалист в геологии южного Китая и северного Вьетнама, он собрал между 1909 и 1916 годами впечатляющую коллекцию ископаемых. В 1917 году его ближайший соратник  Анри Мансуи заявил, что Депра добавил в свою коллекцию, собранную в Китае и Вьетнаме, ископаемые европейского происхождения. Суть обвинительной аргументации сводилась к тому, что некоторые трилобиты в коллекции Депра имели древний «европейский» возраст, в то время как  теория, существовавшая на тот момент, требовала от азиатских трилобитов быть более молодыми. Знания, доступные в ту эпоху, не позволяли объяснить обнаружение в Азии «древних» трилобитов.  Депра не оставалось ничего другого, как повторять, что он не совершал подлога и действительно нашел эти образцы во время экспедиции. В отсутствии убедительных теоретических доводов он мог ссылаться лишь на свою безупречную репутацию. Ему было отказано в прежней должности, его исключили из Геологического общества,  и Депра провел остаток жизни за написанием романов. Эта давнишняя история интересна потому, что честь Депра была  восстановлена. Оказывается, в течение последних  лет геологи констатировали присутствие в Азии множества трилобитов того же «древнего» вида, что нашел в свое время Депра. То, что казалось невозможным в 1919 году, является  реальным сегодня благодаря теории тектонических плит, согласно которой 400-500 миллионов лет назад юго-восточная Азия и южная Европа располагались гораздо ближе друг к другу, чем на сегодняшний день, что и объясняет сходство ископаемых. На основании этого исторического исследования Французское геологическое общество 10 июня 1991 года посмертно восстановило Депра в научном звании.
Факты, раздобытые Депра, оценивались в 1919 году с позиции теории.