13 ДЕКАБРЯ - ДЕНЬ ПАМЯТИ Н.К. РЕРИХА

«Н.К.Рерих небольшого роста, худощавый, хорошо сложенный, с маленькими породистыми руками и ногами. Несмотря на уже пожилые годы, он сохраняет всю подвижность и энергию молодости. Лицо с немного выдающимися скулами и узкими глазами обрамлено слегка раздваивающейся бородой, серебрящейся сильной проседью. Глаза серые, очень проницательные и смотрящие с глубоким спокойствием. Одно из главных свойств Н.К.Р. – удивительные ровность, спокойствие и выдержка. Всегда приветливый, одинаковый со всеми, он никогда не возвысит голоса, не скажет резкого слова. Он всегда бодр, жизнерадостен, но ни разу не пришлось мне видеть Н.К.Р. смеющимся и редко удавалось уловить улыбку на его подвижном лице. Надо быть большим психологом, чтобы суметь обрисовать разносторонний, необычно богатый внутренний облик Н.К.Р. В нем каждый день что-то новое, и при этом ни в мыслях, ни в словах не бывает повторения. Не берясь за эту трудную задачу, я все же в течение своих записок постараюсь очертить эту личность, одну из самых выдающихся в нашем 20-м столетии».

«Вспоминается ужин в Берлине. Обеденная зала в гостинице «Адлон». Элегантная публика, смокинги; в зале, конечно, больше всего «нуворишей». Это 1923 год. И контраст – фигура Н.К.Р. в простом синем пиджаке. Но поклоны ему гораздо глубже, чем дельцам, лениво цедящим сквозь зубы шампанское, вкус которого они еще так недавно узнали. В Н.К.Р. чувствуется что-то властное, высшее. За нашим столом, где сидим с Н.К.Р. мы, съехавшиеся из четырех разных стран, - только минеральные воды. Меню выбираем мы – Н.К.Р. этим не интересуется»
«Н.К.Р. любит музыку Вагнера, а из русских композиторов Стравинского до «Весны священной», Мусоргского, Римского-Корсакова. Из цветов предпочитает фризии, лилии, ландыши и особо ароматные индийские цветы желтого цвета, растущие прямо на стволах деревьев».

«Дипломатические способности Н.К.Р. не раз выводили экспедицию из очень трудных положений. Его такт, чутье и где нужно – непоколебимая твердость …».

«На закате идем с Н.К.Р. на далекую прогулку. Мне редко приходилось видеть человека, который так любил бы и понимал природу, как он. Его интересует каждая скала, каждая травка, каждое облако. И сколько видит он, вероятно, того, что ускользает от взгляда другого. Н.К.Р. всегда делится впечатлениями с окружающими. Прямо удовольствие быть около него во время заката или восхода, когда особенно сильны эффекты освещения. Он так сильно чувствует каждый момент и так тонко его отмечает. Начинаешь около него постепенно учиться проникновению в красоты природы. Как-то я сказал, что в его присутствии, присутствии такого великого художника, мне не совсем ловко высказывать свои дилетантские взгляды. «Это ничего, научитесь, – улыбнулся Н.К.Р., уже через месяц наблюдения будете прекрасно понимать все эффекты тонов, но главное – наблюдательность. В этом все»… Н.К.Р. больше всего любит горы и меньше всего лес. «Лес закрывает от меня небо, - как-то сказал он. – И в моих картинах вы редко увидите лес».

«Кстати сказать, я не знаю человека более неприхотливого в пище, чем Н.К.Р. Он обычно довольствуется самым простым, скромным и никогда не говорит о еде. С ужасом вспоминает Н.К.Р. помещичью жизнь прошлого, когда целый день не сходила со стола еда в деревенском доме и усердно потчевали гостей. Во время работы, а особенно творчества, Н.К.Р. совершенно забывает о пище».

«Здесь, где, казалось бы, нет никакой работы, жизнь Н.К.Р. – сплошная деятельность. Утром Н.К.Р. занят распоряжениями по лагерю. А надо сказать, что делать эти распоряжения подчас трудно. При стоянке в пустыне и пассивности тибетских властей, с которыми иногда приходится вести дипломатические переговоры из-за одной кружки ячменя, - все стоит многого труда и умения. А доклады идут: «нет больше цзампы», «последний фунт соли», или «нет топлива и не на чем готовить обед». Надо указать, откуда достать, когда привезут… Приходит начальник транспорта: «Монголы бунтуют и не хотят якового мяса. Они желают барана, а Таши ударил старшего». Необходимо разобрать, кто прав, кто виноват, и наложить наказание на строптивого монгола. Несколько слов приводят в порядок бунтарей-монголов, и они идут на кухню за ногой яка. Строгий тон Н.К.Р. их немедленно укрощает. При всей этой деятельности – удивительно спокойствие Н.К.Р. Всегда спокойный, доброжелательный. Ни окрика, ни грубого слова… Все устраивается, приходит в норму без суеты, без крика и как-то незаметно неослабной волей, железной энергией и неустанной деятельностью Н.К.Р.».

«Вечер – это большое удовольствие для всех нас. Мы слушаем Н.К.Р. Следует удивляться свойствам и значительности его речей… Каждая фраза Н.К.Р. – это четкая формула. Всегда значительная, интересная и никогда больше не повторяющаяся. Во всех его словах, действиях и мыслях виден полный контроль сознания и воли. То, что называется внутренней дисциплиной»...

«Н.К.Р. больше любит холод и предпочитает чистый воздух Тибета всему другому. Он говорит, что оккультная работа должна всегда делаться в чистом воздухе и в холоде».

«Удивителен интерес Н.К.Р. к судьбе так или иначе связанных с ним лиц. Он с оживлением обсуждает план Портнягина и в конце, в ответ на предположения, чем тот займется, замечает: «Надо начинать с того, что первым представится – вот что важно. Едешь с целью стать шофером – подвернется работа в саду, берись за нее. Так начинаются карьеры в колониях».

Из дневниковых записей Кордашевского Н.В.

28 ОКТЯБРЯ 1901 ГОДА СОСТОЯЛОСЬ ВЕНЧАНИЕ Н.К. РЕРИХА И Е.И. ШАПОШНИКОВОЙ

"Но еще до заграничной поездки произошло одно очень знаменательное для Николая Константиновича событие. Летом 1899 года Русское археологическое общество командировало его в Псковскую, Тверскую и Новгородскую губернии для изучения вопроса о сохранении памятников старины. По пути Рерих заехал в имение князя Путятина в Бологом. Старый князь, сам археолог, охотно оказывал содействие своим коллегам. Хозяева отсутствовали, и слуга проводил Николая Константиновича в обширный полутемный вестибюль... и забыл о нем. День клонился к вечеру. Сам владелец имения был в отъезде, а его семья собралась после прогулки к ужину в столовой. Когда уселись за стол, молодая племянница хозяйки внезапно вспомнила, что, возвращаясь домой, она заметила в прихожей какого-то человека. Может быть, это по делам к дяде? За Николаем Константиновичем послали. Смущаясь своего дорожного костюма, он появился в столовой, представился и рассказал о поручении Археологического общества. Оказалось, что имя молодого человека присутствующим известно. Николая Константиновича усадили за стол, завели разговор об искусстве и в довершение пригласили остаться погостить до приезда хозяина.
Девушка, приметившая Рериха в полутемном вестибюле, произвела на него сильное впечатление. Звали ее Елена Ивановна. Она с большим интересом отнеслась к художнику и его занятиям. Николай Константинович узнал, что ее отец - архитектор Шапошников - умер рано и они остались вдвоем с матерью. Мать Елены Ивановны - Екатерина Васильевна, урожденная Голенищева-Кутузова, приходилась внучкой великому русскому полководцу. Мать и дочь почти каждое лето проводили в Бологом у сестры Екатерины Васильевны, по второму браку Путятиной. Князь Путятин принадлежал к богатой петербургской знати. В его семье, интересовались искусством. Тетка Елены Ивановны обладала в молодости прекрасным голосом, окончила консерваторию и с большим успехом выступала в Париже и в Петербурге. Николая Константиновича сразу же сильно потянуло к Елене Ивановне. В беседах перед ним раскрывалась чистая, жаждущая красоты и знаний молодая душа. В детстве она любила рассматривать картинки. Девочка тайком уносила в детскую особенно интересовавший ее огромный фолиант. Крылатые ангелы, удивительные люди, неведомые звери смотрели на нее со страниц книги. Потом она узнала, что это была библия с иллюстрациями Дорэ.
Прошли годы, и новые книги, музыка, театр, живопись уводили девушку от суеты и пустых светских разговоров в заманчивый мир искусства. Встреча с Рерихом была для нее встречей с человеком из этого желанного мира.

Осенью в Петербурге свидания Николая Константиновича с Еленой Ивановной возобновились, и 30 октября 1899, года в дневнике художника появляется запись: «Сегодня была Е.И. в мастерской. Боюсь за себя - в ней очень много хорошего. Опять мне начинает хотеться видеть ее как можно чаще, бывать там, где она бывает». А через два месяца новая запись: «Вчера 30-го сказал Е. И. все, что было на душе... Странно, когда в первый раз принимаешь в расчет не только себя, но и другого человека... Сейчас новый год. В нем у меня должно быть много нового». Действительно, 1900 год принес Николаю Константиновичу много важных событий и перемен. Весной в Париже открылась Всемирная выставка с большим художественным отделом. Из русских художников на выставке участвовали Репин, Суриков, Шишкин, Левитан, Серов, Нестеров и другие. Попала на выставку и картина Рериха «Сходятся старцы».

Предложение Николая Константиновича было принято Еленой Ивановной, и они хотели совместить заграничную поездку со свадебным путешествием. Но так не получилось. Предполагаемые занятия живописью могли задержать Рериха в Париже, а на совместное длительное пребывание за границей денег бы не хватило. Поэтому решили, что Николай Константинович поедет один, а свадьбу отложат до его возвращения. И осенью Рерих покинул Петербург.

... Чтобы ознакомиться с классическим наследием и больше узнать о современных направлениях живописи, Рерих, кроме Франции, посетил также Голландию и Северную Италию. В многочисленных письмах к Елене Ивановне Николай Константинович рассказывал о жизни за границей, о работе, успехах, ближайших планах. Но иногда проскальзывали в письмах и тревожные ноты. Родственники Елены Ивановны отнеслись к ее помолвке с молодым художником без особого энтузиазма. По их мнению, он доказал свою несостоятельность тем, что уехал учиться в Париж, вместо того чтобы продолжить начатую административную карьеру. Они пытались выдать Елену Ивановну за единственного наследника миллионов одного волжского пароходовладельца.
Елена Ивановна сообщала обо всем этом своему жениху, и он взволнованно отвечал ей: «Дальше от больших компаний! Глубже в себя!.. Что же касается до прописных сентенций твоих родных и знакомых, то они меня мало трогают, ибо цыплят по осени считают, а я отнюдь не считаю, чтобы моя осень наступила или даже приближалась. Лишь бы я сам знал, что я делаю, а там хоть бы не только тряпкой, а даже много хуже прозывали - это до меня не касается». И Елена Ивановна верила, что не ошиблась в выборе спутника жизни.

Много лет спустя, в далеких Гималаях, поставив дату 10 ноября 1941 года, Рерих занесет в дневник: «Сорок лет - не малый срок. В таком дальнем плавании могут быть извне встречены многие бури и грозы. Дружно проходили мы все препоны. И препятствия обращались в возможности. Посвящал я книги мои «Елене, жене моей, другине, спутнице, вдохновительнице». Каждое из этих понятий было испытано в огне жизни. И в Питере, и в Скандинавии, и в Англии, и в Америке, и во всей Азии мы трудились, учились, расширяли сознание. Творили вместе, и недаром сказано, что произведения должны бы носить два имени - женское и мужское».
Бракосочетание Николая Константиновича и Елены Ивановны состоялось осенью 1901 года, сразу же после возвращения художника на родину. ..."

По намеченным вехам. Беликов Павел Федорович

----------------------------------
Н.К. Рерих и Е.И. Рерих. 1903 г.